— А вы каждую ноченьку туда смотрите.
— Это как же? По гадалкам не хаживаю.
— Нет, без всякой мистики и обмана. Слышали ли вы о древних пророках, о прорицателях дивных?
— Да где уж мне о них знать!
— А любопытно, мамаша. О будущем они вещали, на звезды глядя.
— Астрология, что ли? Да врут они, астрологи эти!
— Не скажите. А вы сами в звездное небо вглядывались?
— Девкой была, любовалась звездочками, как и подружки мои.
— А вам невдомек, что видите вы те звезды, которые сотни лет назад горели, а то и тысячи, миллионы, даже миллиарды. И свет от них, от разных по возрасту светил, к вам летел с предельной для него скоростью, долго?
— Чудно что-то.
— А вы послушайте. Если разберетесь, то поймете, что, глядя в небо ночью, видите вы раскрытую Книгу Бытия. Все в ней записано, и что было, и что будет. На первой ее странице умещаются только те звезды, которые в наше время вместе с нами живут. А из толщи остальных страниц смотрят на вас звезды древние. И среди них множество подобных нашему солнцу и около них такие же обитаемые планеты, вроде нашей. И так неожиданны были эти мудрые рассуждения князя, что я крепко их запомнил, потом с выступлениями князя на видеоэкране уже в госпитале сопоставлял, когда он призывал к долгой многолетней войне с налетами разбойными на мирные города за пределами своего края и быстрым отходом обратно в горы. А рассуждал тогда о звездах, как профессор какой!.. Заслушаешься…
— А к чему это, ваше сиятельство князь? — старенькая моя спросила.
— А к тому, мамаша, что по единому для всех галактик «Закону развития» на планетах у далеких звезд не только наше время, которое мы с вами переживаем, но и грядущее наше давным-давно прошло. И свет их до нас доносит то, что там было, а у нас еще когда-то произойдет. Вот кто это сумеет понять, тот узнает грядущее.
— Чудно, чудно это, князь мудрый! Не нашего женского ума это дело.
— Не скажите. Прорицательницы-пифии как раз женского пола были.
— Не дал мне Бог такого дара. Я к вам шла, что будет, не знала, вернусь или нет.
— Раз я сказал, то вернетесь.
— А вы-то сами тоже по звездам гадаете?
— Если б я мог! — вздохнул князь. — Это наука целая! Но кое-что и я чувствую. Большую беду предвижу. Горы щебня вместо домов, кровь, гарь и дым повсюду. Вот что я по звездам или без звезд угадываю. И смерть пошлю в далекие ваши города, и атомные станции ваши могут и сами взрываться, и с чужой помощью. Вот так!
— Так зачем вам на это идти, прости Господи, князь?
— Раз в бездне звездной случилось, и у нас произойдет. Все по воле Аллаха. То знаю!
Я как про атомные станции услышал, у меня дух захватило. Но тогда молчал, штаны рукой поддерживал.
— А с вами, мамаша, приятно было поговорить. Вот вы сына уведете, война для вас кончится, если он сдуру опять драться не полезет.
— Не дам я ему того сделать, не дам!
— Вот на том спасибо. Забирайте своего полысевшего молодца, дайте ему в руки белый флаг и идите с Аллахом.
— Не могу я белый флаг нести, — буркнул я. — Штаны держать руками надо.
— На, возьми мой поясок, горский с серебряной накладкой.
— Лучше веревочку какую, а то спросят, за что в плену серебром наградили?
— И то верно. Верните ему, — приказал он своим боевикам, — его собственный пояс. А пуговицы уж пусть жена пришивает. Прямо на тебе, чтобы нас не позабыл и больше в пекло не лез.
— Спасибо, ваше сиятельство князь, и за сына, и за беседу умную.
— Да что в ней особенного. Обычная интеллигентность.
На том и закончились проводы мои, первого пленного, отпущенного с приехавшей за ним матерью. Шли мы с нею по скошенному полю. Травой пахло. Окопов, осаждающими выкопанных, впереди не видно, а позади — дома — краса, сады. И сетка визгливая молчала все время, пока мы с матерью по нейтральной полосе шли. А потом без нас снова началось кровавое противостояние с воем свинцовых пуль. Встретила нас дома Марфа. Обрадовалась вроде матери моей больше, чем мне. Расспрашивать, как со мной такое случилось, даже и не стала, только задала всего один вопрос:
— И что же, теперь контракт твой с враждебными князю горцами закончился? Больше по нему ничего не причитается? Или ты опять обязан к ним ехать, контракт-то пожизненный, а ты живой.
— Нет, — ответил я, — меня туда калачом не заманишь.
