Заклятие дома с химерами

— Я в твоей истории, — сказала она мне очень тихо. — Я — ее часть. Подумать только, вот она я, в самом конце. Это же замечательно, правда? Я, я сумела попасть в историю!

Когда я спросила о ее собственной истории, она не смогла ничего вспомнить. У других получалось вспомнить лишь незначительные детали вроде ударов линейкой по рукам или того, как их забрали в Дом-на-Свалке, лопнувшего воздушного шарика, бородатого мужчины, платья, того, как кто-то держал их за руку или читал им книгу вслух. Находившиеся в спальне молодые Айрмонгеры могли вспомнить больше, но многие из них родились в Доме и не говорили ни о чем, кроме игр в Пепельной. Одна-две девушки почти сумели вспомнить мать или отца, но те были лишь тенями родителей, шляпами или платьями, время от времени проплывавшими в воздухе в виде усов или бус. Эти родители состояли лишь из слабых запахов и едва различимого шепота.

В спальне были две старые Айрмонгерши, одетые в такие же белые ночные рубашки, что и все остальные. Их сморщенные и согбенные тела покрывали те же одеяния, что и тела молодых, полных жизни девушек. Однако они не принимали участия во всеобщем оживлении и не прислушивались к моей истории. Когда одна девушка подошла к их кроватям, чтобы шепотом им что-то пересказать, старухи повернулись к ней спиной и накрыли свои большие уши высохшими руками, чтобы не слышать ее. Одна все время требовала от нас говорить потише и даже грозилась позвать миссис Пиггот.

Кроме старух, в комнате была еще и одна девушка, которая не стала ко мне подходить. Она была маленькой, но обладала таким огромным носом, словно он принадлежал кому-то еще.

— А это кто? — спросила я.

— Не волнуйся из-за нее. Тебе не нужно из-за нее огорчаться.

Они сказали мне, что до моего появления именно она была последней из прибывших сюда и они ходили к ее кровати каждую ночь, чтобы послушать ее истории. Но теперь она осталась в одиночестве, поскольку уже не была новенькой.

— Иди сюда, — позвала я девушку. — Я бы хотела послушать твою историю.

Она накрылась одеялом с головой и не высовывалась до самого утра.

— Твой предмет рождения — это спичечный коробок, — сказала девушка, сидевшая рядом со мной. Ее голос звучал гордо, словно она открыла мне тайну, хотя я сама сказала ей об этом, а остальные обсуждали это всего полчаса назад.

— Что за шум из-за спичечного коробка? — сказала я.

— Они очень важны, предметы рождения.

— Важны. Я была сама не своя, пока не получила мой.

— И что же это, — спросила я, — раз он настолько важен?

— Мой — это колокольчик.

— Столько шума из-за колокольчика! — сказала я.

— Ну, а мой, — сказала другая, — это черпак.

— А мой — совок для мусора.

— Мой — щетка для одежды.

— Мой — утюг.

— Мой — игла.

— Мой — гипсовые ножницы.

— Все они там, в комнате миссис Пиггот. А ключи у миссис Смит. Нам позволяют видеть их раз в неделю.

— Чудесный день!

— Наверху они носят свои Предметы с собой, они всегда при них. Но не внизу. Внизу за ними присматривает миссис Пиггот.

— Но этим утром мадам Розамуть потеряла свой Предмет. Они обыскали весь дом, но не нашли его.

— Это дверная ручка.

— Чудесная медная дверная ручка.

— Тогда почему бы им просто не дать ей новую? — спросила я.

— О, это будет совсем другая ручка.

— Это уже будет не ее дверная ручка.

— Это была чудесная вещь, я сама ее видела. Однажды, когда была нехватка, меня отправили наверх и позволили быть ее горничной.

— Горничной? — спросила я.

— Горничная — это Айрмонгер снизу, которой позволено одевать тех, кто над нами, обслуживать их тела. Это очень привилегированное положение. В этой спальне нет горничных, потому что у каждой горничной есть своя комната.

— С ночным горшком.

— Да. А нам приходится пользоваться общими.