кровати было темно от грязи. Она бурлила, поднималась и вскоре выплеснулась на кровать, окружая меня.
— Это и твой запах, Клод Айрмонгер. Им веет от тебя.
— Дедушка, помоги! Останови это!
— Мы выросли в окружении отвратительных вещей, которые крадутся в тенях, подобно животным.
Грязь доходила мне уже до груди. Все эти комья, щебень, обломки и осколки, все это вонючее старье давило на меня, стремясь расплющить.
— Дедушка!
— Именно здесь, в Филчинге, в самом бедном и грязном, в самом таинственном из всех районов Лондона, расположена Великая Свалка. А посреди Свалки стоит Дом, в котором живем мы.
Грязь дошла уже до моей шеи и продолжала, продолжала подниматься.
— Дедушка, я утону!
Грязь дошла до подбородка и все равно поднималась.
— Дедушка!
— Здесь, где все окутала ночь.
Внезапно вся грязь исчезла. В палате лазарета вновь остались лишь дедушка и я.
— Клодиус Айрмонгер, это последнее, что я скажу тебе, поэтому попрошу тебя слушать очень внимательно, — произнес дедушка, и его голос смягчился. — В Филчинг свозят не только мусор. Многих бедняков тоже свозят сюда. Голодающие, неудачники, преступники, должники, чужаки — все эти люди, худшие из людей, уставшие и сломленные, пьяные и стонущие, все эти маленькие люди копаются на Свалке для нас. Они переносят мусор, сортируют его и отдают нам. Бедные и обездоленные. В мире всегда были бедные и обездоленные.
В ответ на его слова маленькие несчастные куски тряпья завязались в узелки, приняв форму подобия согбенных людей, и сгрудились на куске сланца.
— Мудрые Айрмонгеры, родившиеся до нас с тобой, помогали этим людям. На Свалке люди могли заработать деньги, но настолько маленькие, что они навек оставались привязанными к ней. И связь между этими скрюченными людьми и предметами, которыми они дышали, о которые ранились, с которыми смешивалась их кровь, — эта связь стала настолько сильна, что кое-что пошло не так.
Один из маленьких узелков развязался, и в мгновение ока на его месте осталась лишь избитая медная пуговица.
— Иногда, просыпаясь, они обнаруживали на своих лицах глубокие борозды, которые при более тщательном осмотре оказывались трещинами. А иногда, хотя это начало происходить позже, они просто переставали работать. Люди замирали, словно заржавевшие механизмы, и никто не знал, что происходит. Точно известно лишь то, что им уже никогда не становилось лучше. Поначалу мы решили, что эти остановившиеся люди должны просто исчезать. Мы пустили слухи об убийствах и снизили цены на джин. Но потом люди перестали просто останавливаться. Они стали превращаться, трансформироваться в предметы. Довольно часто прекрасно чувствовавший себя человек отправлялся в постель вместе со своей чумазой супругой, но когда та просыпалась, оказывалось, что его рядом нет, а на кровати лежит, к примеру, стиральная доска. Исчезновений становилось все больше. Среди нас убийца, говорили мы им. Но почему тогда, спрашивали наиболее проницательные жители Филчинга, почему в таком случае при инвентаризации имущества после смерти человека среди его вещей всегда находится что-нибудь лишнее — кастрюля или тарелка, чашка или эмалированная миска, подсвечник или перчатка? Что мы могли им ответить? Болезнь распространялась волнообразно, иногда за месяц превратиться в предметы могло всего два человека. А бывали периоды, когда не было зафиксировано ни единого случая исчезновения, то есть трансформации. Но мы знали, мы, Айрмонгеры, знали, что люди, мой дорогой Клод, продолжают превращаться в предметы.
Еще две тряпки изменили форму, раскрывшись, подобно лепесткам. Одна из них превратилась в простую подставку для дров в камине, вторая — в складной табурет. Они были слишком крупными и соскользнули с куска сланца, служившего сценой. Покачиваясь на ходу подобно домашним животным, они вскоре исчезли под кроватью.
— Чтобы облегчить страдания работников Свалки и помочь им справиться с бедой, мы организовали нечто наподобие благотворительного фонда. В некоторых отчаявшихся семьях, которых хватало всегда, наблюдался переизбыток иждивенцев — обычно детей, поскольку стариков в Филчинге не так много, ведь редкий работник Свалки доживает до сорока. Они просто не знали, что делать. Трущобы переполнялись людьми. Тогда было объявлено, что чрезмерно разросшиеся семьи могут отдать некоторых своих членов в обмен на награду. Таким образом многие дети, а также некоторые старые и немощные люди оказались в Доме лавровых листьев. Их семьи получили деньги и квитанции. Им было велено беречь квитанции как зеницу ока, так как в случае ее потери они лишались права на возвращение своего родственника вне зависимости от наличия денег.
— Это ужасно, дедушка.
— Это бизнес, внук.
Оставшиеся тряпки каким-то образом превратились из бесформенного рванья в хрустящие картонные квитанции. На каждой из них аккуратным
