дорогого кузена Риппита у нас похитил именно его предмет рождения, нож для бумаги по имени Александр Эркманн. Он похитил его у нас.
— Но ведь Риппит погиб на Свалке.
— Это мы тебе так сказали. На самом деле его похитил его собственный нож для бумаги. Приняв человеческую форму, он вместе с Риппитом спрятался в нашем поезде. Во что превратился Риппит, нам не известно. Мы знаем лишь, что Эркманн увез его куда-то в Лондон. А на Свалке сгинул его камердинер- полукровка, ушедший туда от горя. Моего бедного Риппита так никогда и не нашли, и это случилось потому, что он позволил своему Предмету взять верх.
— Бедный, бедный пропавший Риппит!
— Потому-то, Клод, ты никогда и не должен доверять вещам.
— Скажи, дедушка, а что случится, если нас разлучить с нашими Предметами?
— Смерть, Клод, только смерть. Умрут и человек, и его Предмет. Смерть одного означает смерть обоих. Мы связаны, и человеком может быть только один. Таков порядок вещей.
— А теперь тетушка Розамуть стала ведерком для льда.
— Нет, Клод, нет, Элис Хиггс вновь стала дверной ручкой, а твоя тетушка идет на поправку. Ты вернул ей ручку как раз вовремя. Я сумел втиснуть Элис Хиггс обратно в медный шарик.
— Элис Хиггс — это маленькая девочка.
— Элис Хиггс — это медная дверная ручка. Я думал, ты это понял. И, чтоб ты знал, чернильница наверху — это твой дядя, а мой собственный брат Габриель — картофелечистка. Моя мать, моя собственная мать, стала чашкой для зубных щеток. А мой бывший учитель, так часто лупивший учеников, превратился в складную трость. Таков порядок вещей, Клод, и его не изменить.
— Это ужасно! Чудовищно!
— Поначалу действительно так кажется. И потому мы держим это в секрете от молодого поколения. Но если молодой Айрмонгер оказывается талантливым, то его отправляют в город — в Филчинг, не дальше — и информируют о том, как все устроено в действительности, после чего он становится важной частью великой машины Айрмонгеров.
— Я не хочу иметь с этим ничего общего!
— Придется. Твоя помощь защитит нашу семью.
— Нет.
— Да. Увы. И ты либо научишься любить свою семью, либо будешь раздавлен. Как ты думаешь, почему мой дядя, мой брат, мой учитель и моя собственная мать стали тем, чем стали? Им помог я. Я понимаю Предметы и, как видишь, могу их уничтожать. Я еще не встречал ни одного Предмета, который не мог бы уничтожить. И ни одного человека, Клод. Ни одного человека. Люди считают, что у них есть воля, но на самом деле это неправда.
— Мне страшно, дедушка.
— И это, Клод, отличное начало, — сказал дедушка, вставая. — Теперь я тебя оставлю. Я опаздываю на поезд, а дела не ждут. Ты должен одеться, Клод, и навестить свою бабку.
— Я должен увидеться с бабушкой? Ты уверен?
— Оденься в свою новую одежду. Твоя бабушка хочет тебя увидеть. А завтра утром ты непременно поедешь со мной в город. В брюках.
— Завтра!
— Я очень рад, что мы с тобой поговорили, Клод, очень рад. Оденься.
— Джек Пайк.
— Джеймс Генри Хейворд.
И он ушел.
Через полчаса послышался гудок, возвестивший об отбытии поезда в Лондон.
17 Жестяная лейка
Моей дорогой семье и друзьям — это письмо-перечень.
Матери и отцу — мои рисунки и картины, мой словарь птичьего языка.
Для моего брата Горрилда — мои опаловые запонки.
