заложить её за ухо и напрочь забыть о ней. – Так.
– Получается, что у нас теперь два Скульптора, – произнёс Датч.
– Получается, что два.
– И оба маньяки.
– Оба.
– Два по полмиллиона – это уже миллион, – быстро посчитал Мао.
– Обожди, мой алчный товарищ, – я задумчиво пожевал фильтр сигареты. – Наверняка это не сам Скульптор, а его подручные.
– Не избавляться от трупов самому, а поручить это помощникам, – кивнул Датч. – Разумно, но крайне неожиданно. Всё-таки что-то вроде секты или кучки сатанистов?
– Неправильно это всё… Как-то это всё неправильно…
Я взъерошил короткий ёжик волос.
– Ладно, чёрт с ними, с этими размножающимися маньяками. Считаю, что корабль всё равно надо брать на абордаж.
– Если честно, то я бы ему пустил торпеду под мидель, но не подходил близко, – неожиданно заявил здоровяк. – Есть у меня почему-то такое чувство, что не надо туда ходить.
– Предчувствия – вещь небесполезная, – кивнул я. – Только…
– Что – только?
Только я ведь не могу сказать, что мне до сих пор не даёт покоя тот неживой взгляд найденной Святыми девчонки. Даже Датчу не могу сказать – он же не поймёт.
Как он может что-то в этом понять, если даже я сам себя в этом не до конца понимаю? Понимания нет – есть только знание, что не хочу я больше такого видеть. Бой – это не то, в бою я и сам кому угодно и глаз выбью, и руку оторву… Но в бою.
Одиночка Скульптор или нет, сатанисты там, язычники или просто психи – плевать мне. Торпеда под мидель? Слишком просто, Михаил Карлович.
Это… это надо прочувствовать. Каждой пулей и ударом ножа. Не какое-то там абстрактное торжество справедливости или воплощение воздаяния за грехи…
Это всё равно что кривой гвоздь. Он кривой и оттого неправильный. Но каждый твой удар делает вещь правильнее. Каждый твой удар делает мир правильнее. Ощущение исчезновения неправильности – вот оно. Ощущение собственной важности – вот оно.
Ты ведь не просто так живёшь, верно? Особенно если живёшь после чего-то, после чего жить уже не должен. Особенно если у тебя нет причин жить. Страх перед смертью? Ерунда.
Да, всё живое боится смерти, но только лишь живое. А если ты уже мёртв, то бояться тебе нечего. Ты уже не живёшь, а значит, тебя не могут убить. Значит, ты не можешь умереть.
Это просто всего лишь ещё одна отметка, ещё одна черта. Просто однажды ты понимаешь, что есть вещи и похуже смерти, что есть вещи и пострашнее.
Это всё нельзя объяснить.
Пока ты не прошёл через подобное, это будут лишь просто слова. Набор букв, набор звуков. Когда придёт понимание? Когда набор слов станет набором воспоминаний.
Эти воспоминания не дают мне жить как когда-то, но заставляют всё ещё жить. Жить, не просто заделавшись дешёвым праведником, снимая котят с деревьев или переводя старушек через дорогу. Не получится из меня уже праведника. Раскаяться можно и на кресте, но от креста не уйдёшь.
Поэтому вот оно – для чего я всё ещё есть. Найти и уничтожить. Разрушить и очистить.
Город грехов? Лучше берегись, город грехов, лучше берегись, Тортуга. Иначе однажды я могу стать твоим палачом…
Я не знаю, зачем мы пойдём на штурм этого корабля. Когда знания кончаются – остаётся только вера. И я верю, что мы должны брать на абордаж «Арктик Санрайз». Возможно, это действительно логово секты во главе со Скульптором. Возможно, это что-то иное. Возможно, мы вообще ошибаемся.
Но всё равно там должны быть ответы или пусть даже одни лишь вопросы, которые будут для нас важны.
Откуда я знаю это? А я и не знаю. Я как пёс, бегущий за машиной, – я не знаю, зачем я бегу за ней и что буду делать, если догоню. Но бежать для меня совершенно необходимо. Я как акула – дышу лишь, пока двигаюсь, пока плыву.
Это всё нелогично. Неразумно. Но зато я верю, что это правильно. И это – важнее всего.
– …Что – только? – спросил Датч.
– У меня тоже предчувствие, – ответил я. – Предчувствие, что мы всё делаем правильно.
46
– …Плюс, минус… – Мао бормотал себе под нос, возясь с проводками. – Замыкааание… Ну-ка, проверь-ка теперь, Вайс.
Нажал на правую педаль, на левую, подвигал рычагом вверх-вниз.
