продолжали жить люди.
А в том, что дома были населены, сомневаться не приходилось. В окнах, занавешенных ветхими шторами, горел свет. Где-то работал телевизор, доносились обрывки разговоров, которые в основном велись на повышенных тонах.
Это было то, что когда-то составляло существенную часть жизни Джеремии.
— Посмотри-ка. Когда-то здесь был чей-то сад.
Джеремия взглянул на то место, на которое указывала ему Каллистра, но ничего не увидел, кроме потрескавшегося тротуара.
— Не похоже, чтобы он процветал, — пробормотал он.
— Да, но сейчас позволь мне возвратить тебя в былое…
«Где снова скачет одинокий всадник…» — мысленно закончил за нее Джеремия. Он уже вполне усвоил манеру Серых. А что ему еще оставалось?
— Это был прекрасный сад.
— Был… — произнес он и осекся, потому что в тот самый миг перед его взором разразился океан красок.
Все вокруг цвело. Бутоны росли на кустах и пробивались прямо из-под земли. Красные, желтые, синие, розовые… цветы постоянно менялись. На смену являлись кусты, в свою очередь уступавшие место декоративным каменным горкам и невысокому — не более полуфута — деревянному штакетнику; там и сям были разбросаны каменные фигурки птиц и зверей — даже статуэтка девы Марии. Это был настоящий фейерверк, только здесь вместо снопов огня расцветали живые цветы.
Когда Каллистра сочла, что Джеремия увидел достаточно, чудесный сад исчез.
— Всюду есть место красоте, — сказала она, — и красота навечно останется с нами.
— Да, красиво, — согласился Джеремия, однако на смену чувству восторга быстро пришло легкое разочарование. — Для
— В тебе есть силы сделать это лучше. Арос… — Каллистра вдруг осеклась и поджала губы, явно недовольная собой.
— Арос — что?
Она схватила его за руку:
— Арос верит в тебя. Посмотрим что-нибудь еще или вернемся в клуб?
— Разве у меня есть выбор? Мне же ясно дали понять, что путь домой заказан. Значит, остается только мир Серых.
— Мне боль твоя почти понятна, Джеремия. — Лицо Каллистры было совсем рядом, он чувствовал ее дыхание. — Но не могу сказать, что сожалею о выборе той силы, что эту роль назначила тебе.
— С возвращением, Ваше Величество.
Он вновь сидел на своем троне в «Бесплодной земле»; перед ним на ступеньках стояли соблазнительная черноволосая ведьма и Арос Агвилана, который его и приветствовал. Костлявый Серый, держа в одной руке шляпу, склонился перед ним в полупоклоне. Заброшенный ночной клуб вновь заполняли обитатели снов. Тени соединялись в пары и кружились, кружились в танце, тщетно изображая самозабвение. Некоторые, казавшиеся более материальными, сидели за столиками, другие бесцельно бродили по залу.
Джеремия отметил, что эта сцена во многом воспроизводила ту, что он видел раньше. Серые даже сидели или стояли на тех же самых местах, которые занимали в прошлый раз. Они были плодом фантазии, однако между собой они едва ли могли похвастать, что у кого-то из них есть хоть искра собственного воображения.
Джеремия Тодтманн вдруг подумал о том, а сможет ли он что-то изменить. Смогут ли они с ним стать чем-то большим, чем были без него? Ведь это было в пределах власти короля. Или нет?
— Вы, должно быть, устали, Ваше Величество. — Арос по-прежнему стоял на ступеньке лестницы, которая вела к трону, и ему приходилось, обращаясь к монарху, задирать голову.
Устал? Еще как. Джеремия только теперь понял это. Он с трудом подавил зевок и почувствовал, что глаза у него закрываются сами собой. Дорого бы он дал за возможность выспаться. Возможно, как следует отдохнув, он сможет увидеть и радужную сторону в той перемене, которая произошла в его судьбе. Однако имелась одна сложность: спать в клубе ему было негде. Собственно говоря, новоиспеченный монарх вообще сомневался, что смог бы уснуть в этом заведении, даже если бы там установили царское ложе. Сознание, что тебя окружают выходцы из твоих собственных кошмаров, мало способствовало спокойному отдыху. Или способствовало некоторым извращенным образом, если каждый раз вместо того, чтобы засыпать, просто падать в обморок от страха.
— Не соблаговолите ли удалиться на покой? — вежливо осведомился сухопарый призрак, поднимаясь по лестнице и оказываясь почти на уровне глаз Джеремии.
Джеремия был бы рад удалиться на покой, то есть домой, но на это, как видно, надежды было мало.
