слушая тебя лишь одного?
Может, молчание и золото, но сейчас Каллистра с радостью бы выменяла его на положительный ответ крылатого призрака. Он же только сидел склонив голову на несуществующей ветке и взирал на Каллистру с нескрываемым весельем. Каллистра не понимала, что его так забавляет. У ворона был такой вид, будто он знает что-то, чего не знает она. И все же он пока не отверг ее предложение. Надежда умирает последней.
— Если, как ты говоришь, человек все еще среди нас, позволь мне отправиться к нему и убедить его, чтобы он следовал твоим указаниям в поисках своего преемника. Выбери того, кого ты сочтешь лучшим, и пусть Джеремия Тодтманн отречется от трона в его пользу. Тогда ты получишь короля, которого хочешь, выбранного когтями твоими и отлитого по твоей модели.
Едва она произнесла это, тени начали отступать. Каллистра не знала, был это признак успеха или поражения. Ворон наклонил голову в другую сторону и смерил ее скептическим взглядом, точно пытался разглядеть в ней нечто, что поможет ему принять окончательное решение. Втайне даже от самой себя Каллистра продолжала молиться, чтобы Джеремии удалось спастись. Влияют ли эти молитвы на что-нибудь, ей было все равно. Молиться в минуту опасности — это очень по-человечески, верит человек во что-нибудь или нет, а потому так поступают и Серые.
— Любовь слепа.
Каллистра устремила исполненный недоумения взгляд на злобную птицу.
— А этот Тодтманн — мне угодный царь — последний будет смертный государь. — С этими словами ворон расправил крылья и взмыл в небо. — Удача приходит к тому, кто умеет ждать, о потерянное дитя. Скоро я получу, что мне причитается.
Каллистра по-прежнему не понимала и проклинала себя за это. Окажись на ее месте Арос, он бы понял… Впрочем, Арос никогда не оказался бы в такой переделке.
— Ваш Томас короля не выбирал; он имя произнес, что кто-то нашептал.
— Нет! — Она снова попыталась освободиться, но он был сильнее. Но она должна предупредить Ароса, найти Джеремию…
— Вот так-то, воробушек… — Он взмахнул крыльями и вознесся еще выше. Тени притаились где-то вдали, словно то, что происходило у них на глазах, как-то умерило их вечный голод. — Однако я вижу, ты все еще не веришь.
— Ты не мог! Это невозможно!
Ворон снова рассмеялся, и от этого всепроникающего смеха слова застыли у нее в горле.
— Ты все еще блуждаешь в потемках, красавица. — Ворон взлетел еще выше. — Позволь мне
Каллистру поглотила вспышка ярчайшего света.
— Джеремия? — повторил Гектор и прищурился, словно не в силах удержать в фокусе образ незваного гостя.
Ошарашенный, Джеремия подошел ближе.
— Гектор? Ты действительно видишь меня?
Гектор озадаченно наморщил лоб.
— Этого не может быть. Я, наверное, переутомился.
— Но это действительно я, Гектор. Я. Джеремия.
Чернокожий, видимо не веря своим глазам, подался вперед.
— Привидений не существует. Ты не можешь быть настоящим.
— Но это так! Я настоящий. — Джеремия протянул вперед руку, однако его приятель отшатнулся. Джеремия с нескрываемой неохотой опустил руку, но понимал, как все это виделось другому. Охотно ли он сам дотронулся бы до руки призрака?
Гектор, не желая касаться стоящего перед ним фантома, бежать тоже не пытался. Вместо этого он оглядел прозрачную фигуру и неуверенно произнес:
— Если ты Джеремия, призрак, тогда скажи что-нибудь.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Лысеющий клерк склонил голову набок:
— Приятель, если ты что-то говоришь, значит, у тебя запущенный случай ларингита. Потому что я слышу только какое-то сипение.
Джеремия немало удивился подобному обороту: он-то до сих пор пребывал в твердой уверенности, что они разговаривают. Реплики вполне соответствовали друг другу. Выходило, что он заблуждался. Однако раз Гектор его видит, то, если постараться, Джеремия может заставить коллегу еще и услышать себя. Если получше сосредоточиться…
— А сейчас ты меня слышишь? — произнес он, изо всех сил стараясь произносить слова как можно более отчетливо.
Гектор выпрямился и, запинаясь на каждом слове, пробормотал:
— Я… тебя… слышу…
