беспощадных людей, тяжело давили на него. Гнусные угрозы Рыжего эхом звучали на задворках его сознания, обещая множество ожидавших его испытаний. Ему очень хотелось, чтобы этот длинный день наконец закончился.
Он немного взбодрился, услышав впереди низкий рев, доносившийся из-за ближайших деревьев. По мере продвижения процессии вперед рев становился сильнее, и наконец взглядам открылся величественный водопад. Белая вода каскадом ниспадала с отвесной скалы, скрывавшейся в самой глубине первозданного леса, пролетая вниз сотни метров и падая в реку. У основания скалы над бурлящей пеной клубилась водяная пыль; солнечный свет отражался в покрытой рябью поверхности реки.
Легкая улыбка приподняла уголки губ Цезаря.
Они были почти дома.
Процессия остановилась на берегу реки, чтобы насладиться холодной чистой водой. Обезьяны утоляли жажду и поили своих коней. Промывали раны, чтобы не занести в них инфекцию. Их усталые ноги отдыхали от бесконечной ходьбы.
Спрыгнув с лошади, Цезарь нашел спокойное местечко, где он мог отдыхать и одновременно наблюдать за тем, что происходит. Он сидел вдалеке от остальных, рядом был только Морис, который присоединился к нему у реки. Цезарю нравилась компания друга. Взглянув на Мориса, он заметил обеспокоенное выражение лица орангутанга, смотревшего на группу сидевших неподалеку обезьян, которые несли охапку ружей и амуниции, сорванных с трупов людей. Они осматривали оружие и обменивались им. Горилла проверяла прицел автоматического ружья, целясь в воображаемых врагов.
Морис печально покачал головой, показал жестами: «Посмотри, кем мы стали».
Цезарь завидовал мягкой натуре своего друга. Он бы тоже предпочел мир, в котором обезьяны не были бы вынуждены носить оружие и перенимать военные навыки людей; шимпанзе всегда были менее склонны к конфликтам, чем орангутанги, еще до того как их умственные способности повысились. Он ободряюще улыбнулся Морису.
«Мы преодолеем это, друг мой», – ответил он жестами.
Морис, кажется, успокоился. Он кивнул и начал было отвечать, но его жесты были прерваны высоким трубным звуком, нарушившим эту мирную сцену. Цезарь вскочил на ноги и посмотрел в сторону густо поросших лесом горных склонов, нависших над рекой. На них появились скрывавшиеся там обезьяны, все это время незаметно наблюдавшие за возвращением воинов.
В ответ на сигнал тревоги сотни обезьян выскочили из наблюдательных постов, спрятанных на деревьях и по краям скалы. Высоко над водопадом одинокий шимпанзе дул в выдолбленный бараний рог, предупреждая о приближении нарушителей. Еще больше обезьян ответили этому сигналу.
Цезарь обменялся обеспокоенными взглядами с Морисом.
Неужели люди шли за ними до самого водопада?
Обезьяны на берегу реки, которые всего несколько мгновений назад отдыхали от трудного перехода, схватились за оружие и пристально вглядывались в ту сторону, откуда они пришли. Они сформировали живые щиты вокруг раненых обезьян, чтобы защитить их от того, что к ним приближалось. Недавно приобретенные ружья и арбалеты были повернуты в сторону леса. Цезарь приготовился к сражению.
Наверное, предыдущее нападение было просто предшественником более серьезной битвы?
С каждым ударом сердца напряжение становилось все более давящим. Цезарь едва сдержал дыхание, когда небольшая группа пришельцев выехала верхом из леса. Его нервы натянулись, пока меркнущий солнечный свет не упал на лица и фигуры всадников – и все страхи Цезаря мгновенно развеялись, сменившись счастьем и облегчением.
На спинах лошадей, завешанных седельными сумками, сидели четыре обезьяны, устало клонившиеся вперед после многодневного перехода. Пыль запеклась на их волосатых телах. Они не были незнакомы Цезарю.
Совсем нет.
С бьющимся сердцем Цезарь и все остальные бросились к вновь прибывшим, выражая свою радость криками, пока те спешивались. Перетянутый ремнями молодой шимпанзе с удивительными голубыми глазами подошел к Цезарю, который в нетерпении ждал его. Старые шрамы пересекали грудь и правое плечо молодой обезьяны. Морис и остальные попятились, уступая двум шимпанзе больше места. Переполняемые эмоциями, они пристально смотрели друг на друга, потом Голубоглазый жестами начал говорить с Цезарем.
– Привет, отец, – сказал он.
Широкая улыбка расплылась по лицу Цезаря, и он радостно обнял своего старшего сына. Толпа счастливо забормотала, празднуя воссоединение семьи, и снова послышались приветственные возгласы в адрес Голубоглазого и его товарищей, которых не было много месяцев.
Возвращение сына, целого и очевидно невредимого, – именно то, что было нужно Цезарю после всех ужасов этого дня. Он обнял Голубоглазого, ласково хлопая его по спине, а потом повернулся к другим путешественникам, которых он тоже очень рад был видеть. Ухмыльнулся Ракете, лысеющему, почти безволосому шимпанзе, которому лет было почти столько же, сколько самому Цезарю. Ракета, вместе с Морисом, тоже был пленником в мерзком убежище для приматов, до того как Цезарь сумел вывести содержавшихся в заточении обезьян на свободу. Когда-то они с Цезарем были врагами и соперниками, но те времена давно прошли. Ракета неоднократно проявлял себя верным другом и союзником.
«Добро пожаловать домой, – жестами сказал Цезарь. – Ты выглядишь усталым».
