они с Ракетой раскопали, пока не оказались прямо под железнодорожной стрелкой, которую они использовали как ориентир. Плохая Обезьяна светил фонарем, а Морис справлялся с компасом, который Лука нашел на устричной ферме, – в душе они благодарили своего павшего товарища за предусмотрительность. Штука оказалась полезной, и они смогли определить свое положение относительно находившегося над ними военного лагеря. Морис дважды проверил показания, прежде чем указал на два места на стенах туннеля.
«Там, – показал он, – и там».
Плохая Обезьяна согласно кивнул. Подойдя к месту, указанному Морисом, он начал копать земляную стену. Потом посмотрел на орангутанга, который одобрительно кивнул ему в ответ, оценивая помощь и энтузиазм Плохой Обезьяны. Несмотря на постоянный страх перед «плохим местом», шимпанзе- отшельник был готов чем угодно помогать Цезарю, Ракете и другим обезьянам.
«Хорошо, – подумал Морис. – ?Мне нужна его помощь».
Склонившись над другим выбранным участком, орангутанг тоже начал копать.
Стена была закончена, но работа продолжалась до самой ночи, потому что обессиленных обезьян под угрозой оружия заставили перекатывать громадные артиллерийские орудия через весь лагерь, от депо, находившегося под горой, до самой стены у входа в каньон. Обращенных в рабство горилл заставляли устанавливать громоздкие стальные ракетные установки на вершине стены, а потом солдаты вместе с обезьянами затаскивали мощное оружие на позиции в ожидании приближающихся с севера войск. При виде этой лихорадочной активности Цезарь понял, что враг был совсем близко. Полковнику явно не хватало времени, чтобы закончить свои укрепления и приготовиться к нападению.
«Война началась, – подумал Цезарь, – и обезьяны оказались между двух огней».
Он не вводил себя в заблуждение, полагая, что приближающиеся люди идут сюда для того, чтобы освободить его народ. Полковник все доступно объяснил: он перешел черту, уничтожив инфицированных людей, а не из-за геноцида обезьян. От других людей Цезарь тоже не ожидал пощады, даже если они смогут победить Полковника и его войско.
«Единственное наше спасение – выбраться отсюда».
Он попытался оценить тяжелое вооружение, размещенное на стене, но в этот самый момент Рыжий и Пастор звуком своих шагов нарушили его одиночество в клетке. Большинство обезьян, не занятых в размещении артиллерии на стене, были отправлены в свои загоны, где и свалились на землю без сил. Их использовали, не заботясь о будущем. Цезарь сомневался, что их покормили еще раз, поскольку стена уже была построена.
Подойдя к клетке, Пастор открыл ее одним из своих ключей; Рыжий в это время держал Цезаря на коротком поводке. Ярко-красный рубец над правым глазом Рыжего отмечал то место, куда прошлой ночью ударил головой Ракета, – эта отметина странным образом напоминала шрам над мертвым глазом Кобы. Цезарь намеренно смотрел на этот рубец, чем заслужил угрожающий взгляд от гориллы. Раздражать Рыжего было слишком слабое наказание за преступления этого предателя, но Цезарю это доставило небольшое удовлетворение.
«Ты худшего заслуживаешь, – подумал он. – И все получишь сполна раньше, чем ожидаешь».
Пастор раскрыл клетку, и Рыжий толкнул Цезаря внутрь. Подойдя ближе, чтобы снять цепь с его ошейника, Рыжий ухмыльнулся ему в лицо.
– Знай, Полковик завтра застрелит обезьян… перед боем.
Цезарь взглянул мимо Рыжего на Пастора, который отвел взгляд. Цезарь воспринял это как подтверждение того, что Рыжий сказал правду.
«Завтра, – подумал он. – Казнь запланирована на завтра».
Это открытие взволновало, но не удивило. Полковник не делал тайны из того, что собирается уничтожить обезьян, как только перестанет в них нуждаться, и теперь Цезарь понимал, что нельзя больше сомневаться или откладывать, поскольку дело касалось его народа. Пора было начинать действовать, времени ждать больше не было.
«Сегодня ночью, – подумал он. – ?Все должно случиться сегодня ночью».
Рыжему, кажется, показалось, что от сказанного им Цезарь потерял дар речи.
– Что? – глумливо бросил он. – Цезарю нечего сказать?
Злорадство обезьяны было просто жалким – неужели он не видел картину в целом или не понимал всех последствий того, что на них надвигалось? Цезарь печально покачал головой. Когда он наконец заговорил, в его голосе послышалась нотка искренней жалости.
– Хотелось бы мне знать… как долго они подождут… прежде чем застрелят тебя?
Злобное выражение лица Рыжего стало неуверенным, когда смысл слов Цезаря окончательно дошел до него. Цезарю показалось, что Рыжий хотел ответить чем-нибудь презрительным, но ничего убедительного не нашлось. Все, что он смог сделать, – это просто бросить на Цезаря еще один враждебный взгляд и выйти из клетки. Мерзкая горилла прошла мимо Пастора в дурном расположении духа. Цезарь решил, что сегодня Рыжему заснуть не удастся.
«И поделом ему».
Пастор, закрывая дверь клетки, старался избегать осуждающего взгляда Цезаря. Он уже собрался уходить, но потом повернулся к Цезарю и в последний раз посмотрел на него. Несмотря на все предшествующие события, на его лице можно было заметить оттенок сожаления.
– Ты должен был знать, что эта борьба никогда не закончится, – тихо сказал он. – Все должно было свестись к этому… Или вы, или мы.
