Внезапно он запнулся, закашлялся и замолчал на полуслове.
Удивленная, она смотрела, как влажнеют его глаза, а по лицу текут слезы.
– Я… я трус, сестра. Я боялся, что останусь здесь в одиночестве… боялся так, что почти обмочился, а… а потом сумел вспомнить только одну строку молитвы… Солдаты не плачут… не плачут… не-е-ет… – разревелся он так, что аж из носа полилось.
Она ничего не ответила. Несколько последних минут обрушились на нее, каждая эмоция, каждая грязная паскудная мысль. Солдат – не бедный парень, всего лишь солдат. А она сидит в бункере, на покинутой линии фронта. А
Она уже проходила сквозь это, не раз и не два, но никогда так тяжело, как сейчас. Погружение в молитву всегда окружало ее сознание густым коконом, который сдерживал голоса безумия и приводил к тому, что казались они не более чем тихим шепотом. Но сегодня…
– …ныне и в час смерти нашей. Аминь. – Она передвинула еще одно зерно четок.
«Забудь о том, что было, сестра Вероника Аманда Рэдглоу, – тихо сказала она сама себе. – Забудь об этом, старая, тщетная женщина. Забудь, трусливый паразит». Она мысленно улыбнулась: «Я уже знаю вас, мои мерзкие демоны, не единожды смотрела я в ваши крохотные красные глазки. И теперь я вам не сдамся, потому что должна спасти этого парня». Она поглядела на часы: еще несколько минут.
– …и благословен плод чрева Твоего, Иисус. Святая Мария, Матерь Божья…
«И все же он молится, несмотря ни на что», – успела она подумать, глядя, как бесшумно шевелятся губы капрала. И тогда кулак Господа ударил в бункер и смел половину потолка, вскрыв его, словно консерву, и наполнив пространство цементной пылью.
Тьма.
Кнехты и оруженосцы приняли бой без него. Волна меньших демонов добралась до их линии защиты и пала, пораженная залпом стрел. Потом еще одна, и еще. Эти значения не имели – были как блохи, которых следовало раздавить, истинный враг приближался неторопливо.
И был огромен. Громадней, чем можно было решить, бросив первый взгляд. Гигантский, тестоподобный корпус, словно бычья шкура, наполненная сражавшимися друг с другом змеями, окруженный полосами ядовитых испарений. Бой не будет легким, эта тварь не падет под одним ударом, тут надобно множество ударов меча, а единственный способ справиться наверняка – подорвать тварь.
В голове его промелькнули десятки планов, главной целью которых было подложить под врага бочонок с порохом. Ожидала их быстрая атака, возможно, немало солдат погибнет, возможно, и сам он сложит голову, но если хотя бы одна бочка окажется под боком у демона – они выиграли. И тогда…
Одна полоса из этих серых испарений монстра внезапно разворачивается и бьет в их шанцы. Двое оруженосцев отскакивают прочь, один, с арбалетом, делает это быстрее, серая полоса едва касается его, второй же – с тяжелой гвизармой в руке – куда медленнее, миазмы оборачиваются вокруг него, впиваются в щели доспеха, лезут в распахнутый для крика рот. В течение нескольких мгновений солдат синеет, хрипит, давится и кашляет. Тело его чернеет, мясо отслаивается от костей.
Завиша отворачивается, не в силах снести такое зрелище. Это хуже, чем смерть от кипящей смолы. И тогда отступающий туман утрачивает цельность, плотность – и разливается ядовитой мглой по шанцам. Внезапно оказывается вокруг него самого. Не дышать!
Вспышка!
Поле битвы выглядит ужаснее, чем прежде. Оно горит. Пылают земля, небо, даже воздух, у огня нездоровый, сине-фиолетовый оттенок. Над землей несутся тысячи маленьких светильников, каждый мчится быстрее стрелы из арбалета; они ударяют в медленно движущиеся темные формы, что выглядят как вязанки хвороста на ножках, комки тряпок на странных суставчатых лапах, отвратительные твари, к которым прицеплены какие-то колеса и механизмы. Вокруг кипит бой, твари горят, падают под ударами светильников и копий темного света, их разрывают в клочья мощные взрывы. Но и твари не остаются в долгу: те, что выглядят как небольшие шары с сотнями длинных шипов, выбрасывают те шипы из себя и делают это с такой силой, что шанцы вздрагивают от ударов. Другие изрыгают темные испарения, пожирающие все на своем пути, третьи плюются шарами огня. А напротив тех тварей… напротив – окоп, в котором несколько десятков железных демонов стреляет из странных трубок, мечет снаряды, тянущие за собой огненные хвосты комет, и плюет драконовым огнем из ладоней. Ад сражается с адом.
Он охватывает всю картину одним взглядом, что длится не дольше удара ошалевшего сердца. А потом, пусть бы он того и не желал, память подсовывает ему картинку, накладывающуюся на то, что он сейчас видит. Его оруженосцы и кнехты на шанцах – точно в тех же местах, что и монструозные големы. Твари, с которыми сражаются металлические гомункулы, еще миг назад были волной атакующих демонов. Он ищет взглядом – кнехт, который только что погиб, оказывается лишь кучей искривленного металла, который выглядит так, словно он проржавел и истончился от старости.
Рыцарь прикрывает глаза и падает на колени.
– Госпожа! Госпожааа! – кричит он и тотчас замолкает, испуганный.
Его голос… Его голос!!! Словно скрип, вырывающийся из железной коробки. Он поднимает к глазам руки, огромные стальные ладони, непохожие ни на что, виденное им прежде, с пальцами, у которых множество суставов, он глядит вниз: железный нагрудник – нет, не нагрудник, откуда-то он знает, что это
