волочился сзади по земле. Начальник тайной службы усмехнулся.
— Ты, верно, и спишь в этих латах, Гаур. Охота тебе целыми днями таскать на себе полтора пуда бронзы?
— Тебе проще, а мне иначе нельзя. — Комендант с лязгом обрушился в походное кресло. — Я должен внушать и поднимать боевой дух! — Он воздел вверх палец.
— Ну раз должен, деваться некуда, — засмеялся козлобородый. — Вина? Ты ужинал вообще?
— От чаши не откажусь.
Гевар хлопнул в ладоши.
— Принеси кувшин вина и закусить, — велел он слуге, столь же неслышно явившемуся на зов. — Может, дождёшься горячего? Через полчаса будет.
— Э… — махнул рукой Гаур. — Где их взять, те самые полчаса? Ладно… Я, собственно, посоветоваться. Нехорошие дела у нас, Гевар. Мором пахнет или я чего-то не понимаю?
Начальник тайной службы помрачнел. Храбрый артиллерист был прав. Длительное стояние такого скопления людей лагерем на одном месте уже чревато, если же учесть, что воздух буквально пропитан мертвечиной… Первые больные появились уже дней десять назад, позавчера число покойников перевалило за сотню.
— Вот сводка на сегодня. — Гаур протянул свиток папируса. — Там внизу общая сумма.
Гевар вчитался в документ, глаза его расширились.
— Двести восемьдесят покойников?
— И пятьсот с лишним лежачих. Но хуже того, кто лёг, уже не встаёт. Паники пока нет, но… А ты говоришь, сними доспехи. — Комендант мрачно принял у слуги чашу с вином, отхлебнул. — Что будем делать?
Гевар задумчиво пожевал губами. Сам того не подозревая, доблестный Гаур положил конец искушению. Мор среди воинов, это всё меняет.
— Меня вызывает Владыка, в Сидомме накопилось много дел по моей части. — Гевар тоже налил себе вина, отхлебнул. — Демоны, как всё скверно выходит… Ладно. Тебе надо развести людей из общего лагеря, пока мор не выкосил всех.
— У меня и так почти половина людей шарится по архонским землям! — стукнул чашей о столик комендант. — Если ещё и этих рассредоточить, какой же это будет гарнизон? Сидоммские летучие отряды переловят нас тут, как кроликов!
Можно ли привыкнуть к постоянному ношению ведра на голове? Металлического ведра, непроницаемого для движения мысли…
Фионна с отвращением взглянула на золотые стены, украшенные аляповатыми чеканными картинками, изображающими сексуальные развлечения говорящих обезьян. Эти твари ухитрились извратить и смешать с грязью даже любовь… впрочем, какая у них может быть любовь? Все их отношения основаны на насилии, и продолжение рода тоже. Животная похоть вместо любви…
Девушка поймала себя на эмоциях и тут же постаралась подавить их. Спокойствие, главное, спокойствие. Какое ей дело до того, как именно обезьяны украшают свои логова? Подумаешь, картинки… Вот то, что эти золотые листы не пропускают движения мыслей — это действительно проблема.
Фионна чуть заметно усмехнулась. Можно ли привыкнуть к постоянному ношению ведра на голове? Нельзя. Его можно просто терпеть. Терпеть и ждать. Столько, сколько нужно. Мохнорылые глухи к чужим мыслям и не подозревают, что держат здесь свою смерть. Они беспомощны и беззащитны перед ней, Фионной Кассителниррой, и через сотню с небольшим лет исчезнут.
Закутанная в белое служанка возникла неслышно, как тень, сменила серебряную урну-плевательницу, ночной горшок и так же неслышно исчезла. Эльдар проводила её глазами. Несчастное забитое существо не вызывало у неё жалости. Да, главари мохнорылых имеют обыкновение превращать часть своих соплеменников в некую разновидность биороботов. Ей даже наглядно продемонстрировали, каким образом — ещё тогда, в той пещере… Что ж, в каждом термитнике свои порядки. Если разумное существо — женщина! — согласно мириться с участью бессловесного скота из простого нежелания умереть, и при этом даже не помышляет о мести, оно той участи заслуживает.
Фионна вновь обвела взглядом золотой футляр, куда её поместили. Да, этот ящик намного просторнее того, в котором её доставили. Три довольно больших окна, густо забранные узорчатыми золотыми решётками, столик, днём и ночью уставленный питьём и яствами — всё свежее, меняют трижды в день — кровать под балдахином, увешанная и устеленная цветастыми тряпками, на которой можно спать хоть вдоль, хоть поперёк… Даже золотая ванна, которую сюда втащили в первый же день пыхтящие от натуги рабы. Пленница уже не раз улавливала мысли служанок, отчаянно завидующих и мечтающих оказаться в такой роскошной клетке. Её это не трогало. Как не трогало постоянное наблюдение через глазки, установленные во всех углах. Она раздевалась донага, принимала ванну, делала ежедневные гимнастические упражнения, ела, спала, справляла малую и большую нужду так, как будто вокруг не было ни единой живой души. Собственно, в какой-то мере это соответствовало истине. Все переживания по данному поводу остались там, в пиратской пещере.
А вот то, что этот волосатый толстяк не полез знакомиться с её телом сразу, как только пленницу отмыли в душистой воде от наслоений дорожной грязи, было уже интереснее. Тем более что она успела уловить в его голове — во-первых, он здесь самый главный бабуин, во-вторых, вполне оценил достоинства фигуры и прочее и, в-третьих, не привык себе ни в чём отказывать. А вот сношаться со всем, что шевелится, вполне способен с утра до вечера.
