нужен!
Он вновь сосредоточился, посылая
Нет ответа. Как холодно, и как пусто… Этот мир вообще устроен неправильно. Узкая полоска вдоль экватора, где теплится жизнь, и чудовищные льды, сковывающие высокие широты. От них, от этих льдов, веет мертвящий морозный ветер. Они, эти льды, воспроизводят сами себя, отражая свет Солнца. Оно, Солнце, и радо бы прогреть полярные просторы — летом на полюса приходит гораздо больше света, чем даже к экватору — но что делать, если несчастная земля не принимает тепла?
Взгляд молодого Хранителя упал на кристалл материализатора. Сердце Тланты, способное исполнять желания. Блокировка снята, и квалитет ответственности не нужен. Сейчас Сердце Тланты способно исполнить любое желание Хранителя Вэона. Любое? Да вот не любое… Зачем тогда вся эта накопленная мощь?
Вэон тряхнул головой. Как бы там ни было, а он найдёт Фионну. Найдёт живой. И растают наконец полярные льды…
Гул под сводами гигантской Пирамиды нарастал, креп, по граням кристалла побежали сполохи огня.
«Команда воспринята и будет исполнена. Исполнить?»
«Смысл операции?»
«Растопить полярные льды. Исполнить?»
«Да!» — это вырвалось откуда-то из недр души, минуя волю и разум Хранителя.
«Процесс пошёл»
Теперь грани материализатора сияли сполохами непрерывно, Пирамида гудела, точно гигантский колокол. Вэон опомнился. Всё, конец его службе Хранителя.
«Отмена и очистка буфера»
«Процесс пошёл. Отмена невозможна»
«Отмена!»
«Процесс пошёл. Отмена невозможна»
«Отмена аварийно!!!»
«Процесс пошёл. Отмена невозможна»
— …Всё записывается на скрижали, моя госпожа. Каменные плиты толщиной в полпальца готовят каменотёсы, специально обученные этому искусству…
«… Они не могли быть вместе, потому что отец был служителем Храма, а мама невестой на выданье из знатной семьи. И меня могло не быть, поскольку средств, вызывающих выкидыш, известно не так уж мало…»
Киллиан никогда не сказал здесь бы вслух ничего из того, что сейчас рвалось из недр души. Никогда, потому что слуховые трубы, ведущие в неприметные каморки, делают каждое слово, произнесённое вслух в этом зале, достоянием Повелителя.
А вот мысли его сейчас доступны только ей, девушке с острыми ушами.
— Но ведь это очень трудно, с вашим инструментом?
— О, вовсе не так трудно, госпожа. Ветровое колесо в каменоломне приводит в действие множество медных пил, собранных воедино. Человек, следящий за устройством, лишь подсыпает под те пилы песок…
«…Тебе, должно быть, неизвестно, что девушек из знатных семей осматривают ежемесячно, и куда тщательнее, чем наложниц в гареме какого- нибудь владыки. Утрата невинности — полбеды, эта проблема решается… Есть среди жрецов-целителей Храма такие умельцы, что восстановят порушенную невинность за дюжину золотых колец, и ещё дюжина заткнёт им рот до могилы. Но вот сторонняя беременность… Её пресекают сразу, как заметят…»
Огромные нечеловеческие глаза смотрят напряжённо и внимательно. Она понимает. Она всё слышит.
— …Каллиграф наносит на поверхность камня нужные знаки, после чего уже не торопясь высекается надпись, рассчитанная на века и тысячелетия.
«… Мою мать никто не спрашивал, хочет она этого ребёнка или нет. И отец бессилен был помешать… Меня точно не было бы — подмешали бы матери в питьё нужное зелье, либо открыто влили в рот силой, и все дела… Но вмешался случай. Правда, я не могу назвать его счастливым…»
Она смотрит и слушает. Там, в потайных каморках за стенами золотого зала, слухачи-шпионы старательно заносят произнесённые вслух ненужные слова. Слова непроизнесённые и нужные — для неё одной.
«…Тот мор был страшен. Болезнь, как помнится, принесли дикие кролики. Сперва возникал слабый зуд, становившийся всё сильнее и сменявшийся болью. На всём теле вскакивали шишки… Кролики умирали за три дня, человек жил на день дольше. Из всей богатой и знатной семьи уцелела только моя мать, мор её почему-то не тронул. Осиротевшую девушку взяли в Храм — благо Храм с удовольствием принимает сироток с богатым приданым — где я и
