– Нет-нет, разве ж мы похожи? Извините дуру старую, вы ведь ее не видели. Сын мой, Миша, жениться на ней собирался. Уж такая пара была – загляденье. А накануне поссорились… Мишенька теперь так переживает, что не успел простить ее. Вот так: был человек, и нет его. А слово-то – не воробей… Бедный Мишенька.
Кривой уставился под ноги, пустым голосом сказал:
– Вы знаете, я тоже потерял любимую. И дочь, и двух сыновей. Знаю, каково вашему сыну. Передайте ему мои соболезнования.
Варвара воспряла, ухватила Кривого за руки:
– Мил человек, дорогой мой, миленький, может, поговоришь с Мишей? Отца-то у него давно уж нет. Поговорите, надо ведь жить дальше. Боюсь я за него.
Кривой только того и ждал. Притворно вздохнул, спросил:
– Где его искать?
К Михаилу он шел съедаемый совестью. Нехорошо поступил. О семье всплакнул себе на выгоду. Разве ж можно так? Да и чему он научит парня? Самого постоянно донимают кошмары, а порой и призраки. Глянет на мальчонку – и видит сына, моргнет – нет, похожи просто. Теперь такое редкость, а поначалу кренило сильно, чуть не свихнулся. Вот и снова: увидел на стене давно написанное уравнение «Маша + Коля = ¦», и словно по сердцу резануло, вспомнил, как с женой на набережной Алушты вешали замок со своими именами, клялись не оставлять друг друга. Кто же нарушил клятву? То ли Света покинула Кривого, то ли он должен был отправиться вслед за ней…
Кривой уловил знакомый дразнящий запах из далекого прошлого. Заметил на валуне здорового вихрастого блондина с осоловелыми глазами и все понял. Пахло вином. Чего-чего, а ягоды в лесу не так уж сложно отыскать. Видимо, поселенцы не чурались гнать брагу.
Кривой сел рядом с Михаилом, подал руку:
– Кривой.
– Миша, – вяло отозвался детина и так же вяло сжал ладонь.
– Убиваешься?
Скулы Михаила напряглись, он сердито взглянул на Кривого, правда, никак не мог поймать фокус.
– Чего тебе? – набычился, что теленок обиженный. – Беркут подослал? Миру не бывать, я его выведу на чистую воду.
– Я не знаю, кто такой Беркут, зато вижу, ты неважно выглядишь. Много выпил?
Михаил пошарил за спиной, словно испугался, что его запасы стащили. Кривой заметил всего одну бутылку, однако пузатую и почти пустую.
– Думаю, тебе хватит, – заключил бродяга. – А то натворишь делов.
– Натворю! – с вызовом крикнул Михаил. – Я ему всю морду разукрашу.
– Кисти заготовил, художник?
Михаил шутки не понял, но почувствовал возражение со стороны Кривого, возмутился:
– Защищаешь? Его? Обоих убью!
Замахнулся бутылкой, да Кривой вовремя ее отнял, поспешил успокоить:
– Тихо, тихо ты. Я вообще здесь человек новый. Так-то ты гостей встречаешь? Я знать не знаю про ваши здешние дела. А про Алену слышал. Вот пришел соболезнования высказать. Сам-то скольких близких похоронил, считать надоело.
– Из-звини… – Язык у Михаила заплетался, похоже, раньше парень если и выпивал, то чисто символически. – А Беркута я убью, – решительно выпалил Михаил, стукнув кулаком о ладонь. – Ты не мешай, – поводил пальцем.
– Оно, конечно, не мое дело, но с чего ты взял, что Алену Беркут убил?
– Да эти горцы – психи! Если не им, то никому. Алена меня, – Михаил ударил себя грудь, – выбрала. Меня! А Беркут проигрывать не умеет.
– Так что ж ты вино хлещешь? Я бы на твоем месте уже прижал бы к стене этого Беркута и с пристрастием допросил бы.
Михаил провел ладонью по лицу, будто маску стащил, засопел часто, спросил сурово:
– Нож есть?
– Зачем он тебе? Вон кулаки какие, что молот.
Михаил приподнял руки, оценил кулаки, кивнул сам себе и резко встал, пошатнулся. Кривой подскочил и выровнял парня, с деланной серьезностью попросил:
– Ты только не зашиби его.
– Это уж мое дело.
Бродяга уступил Михаилу дорогу, усмехнулся у него за спиной. Веди, веди, клубок!
– От меня не спрячешься. Выходи! Выходи, трус! – кричал Михаил.
Поселенцы пытались успокоить здоровяка, но он их отталкивал, огрызался и звал Беркута. Кривой терпеливо наблюдал издалека. Долго ждать не пришлось.
