не могли позволить себе услуги писца и почты, да и не испытывали такой уж необходимости поддерживать со мной контакт. Я не мог узнать о подружке из письма.
Кроме того, Плеймет тоже слышал это имя. Должно быть, до того, как отправился в зону боевых действий. Майки погиб до его возвращения.
Возможно, мама упоминала Хагейкагомей, когда я вернулся домой, в тот короткий период, что мы провели вместе – в основном занимаясь эмоциональным спаррингом. Она не могла смириться с тем фактом, что я превратился во взрослого мужика, пережившего самое мерзкое, что мир смог на меня обрушить, и что со мной уже не стоит обращаться как с недалеким восьмилеткой.
Несмотря на всю эту информацию, суть от меня ускользала. Я знал, что обладаю всеми данными, просто не мог посмотреть на них под нужным углом, хотя и провел всю жизнь в этом эксцентричном городе. Хотя сделал гражданскую карьеру, бодаясь с мистическим, сверхъестественным, невероятным, а иногда и откровенно невозможным. Хотя встречался с несколькими разновидностями призраков и неупокоенных. Хотя имел дело с богами и демонами, дьяволами, и гигантскими насекомыми, и разумными грибами. Хотя сражался с оборотнями, расистами, сборщиками налогов, виноторговцами и другими фантастическими созданиями. Однако сейчас я не мог разглядеть очевидное. Простейшее объяснение. Прямо из фольклора, на что недвусмысленно намекали мои спутницы. Но у меня имелось оправдание: Хагейкагомей не была ни лисой, ни журавлем.
Лунная Гниль вздохнула.
– Я уже устала биться лбом об стену… Однако время идет. Полночь миновала. Переход начался. Теперь он может совершиться очень быстро. У меня нет выбора, как бы вы ни желали подталкивать и намекать, чтобы он сам догадался.
Хагейкагомей вцепилась в меня еще крепче, чем раньше. Я посмотрел вниз. В уголке ее глаза сверкала похожая на бриллиант слеза. Несколько собак подобрались поближе к ней, в том числе четверка, сопровождавшая меня в моих приключениях. Каштанка повернулась у меня на коленях и положила подбородок на правое бедро Хагейкагомей.
Я никак не мог осознать тот факт, что Хагейкагомей принимала меня за Майки. Бедняжка была такой красивой – и невероятно глупой.
Пальцы Маленькой Страфы на моих плечах непрерывно дрожали.
– Ты специально демонстрируешь тупость? – поинтересовалась Лунная Гниль. – Я слышала, ты часто делаешь вид, будто по мыслительным способностям способен составить конкуренцию двадцатилетнему пню.
– Соглашусь с тем, что я недееспособен, но не с тем, что преднамеренно. Я разочарован больше всех. Я знаю, что должен догадаться. Знаю, что смотрю на это с неправильной стороны.
– О боги, – вздохнула Орхидия. – Ваш брат притаскивал домой бродячих собак…
И
Я вспомнил, где слышал имя Хагейкагомей.
Майки принес домой милую, очаровательную маленькую черно-белую собачку, совсем щенка. Она была в скверном состоянии. Он спас ее от громовых ящеров. Собачка некоторое время жила у нас, потому что даже суровая мама не смогла заставить столь симпатичную и хрупкую крошку «убежать», пока та не поправится и не сможет сделать это самостоятельно.
Она не была моим щенком и моим другом. Она была по-собачьи предана Майки. Но даже я плакал, когда Хагейкагомей нас покинула.
Майки дал ей это имя, составив его из слов, которые узнал у ребенка иноземного торговца, с кем встретился на берегу реки. Это имело какое-то отношение к игре вроде пряток, которой его научил этот ребенок – возможно, девочка, первое увлечение моего брата. Некоторое время он постоянно пропадал на пристанях.
Разумеется, это говорит мое воображение. Я рассматриваю любую историю в единицах участниц женского пола.
Та Хагейкагомей провела у нас лето и часть осени. Они с Майки занимались всем тем, о чем она рассказывала Пенни. Но потом мой кузен Гезик вернулся домой без глаза, уха, руки и ноги, и некому было о нем позаботиться, кроме нас. Мы не могли позволить себе Гезика и собаку. Плакала даже мама – которая настояла, что этот вопрос Майки должен решить самостоятельно. Каким мрачным он стал! Мой маленький брат, прежде всегда такой жизнерадостный, изменился. С тех пор он постоянно хмурился и больше не улыбался.
Теперь я знаю, как он решил суровую задачу. Он отвел Хагейкагомей туда, где жили бродячие собаки, и оставил с ними. А она не нашла дорогу домой. Или поняла, что больше этот дом ей не принадлежит. И поскольку любила Майки, решила облегчить ему жизнь и не пошла за ним.
От одних этих мыслей мне захотелось плакать.
Я обнял Хагейкагомей так крепко, что Страфа зарычала.
Я никогда не скажу ей, что она перепутала меня с моим братом. Никогда.
Теперь я понял, что все это значило. Эта ночь станет самой печальной в моей жизни. Очень глупая ошибка чародейки с добрыми, но безумными намерениями столкнулась со старым зерном боли и унесла жизнь, принадлежавшую моей будущей жене, непреднамеренно, случайно и крайне жестоко.
Я не мог разгадать механизмы «как» и «почему». Я просто принял факт, что милая собачка, любившая моего брата, вернулась в лице удивительно красивой, хоть и не очень умной девочки, также любившей Майки со всей возможной собачьей преданностью.
