Все решится – именно здесь!
Мокрым рукавом я смахиваю с лица смешанный с грязью холодный пот. Зачем-то опять проверяю трофейный автомат. И негромко говорю:
– Катя, можно тебя спросить… Только обещай, что не обидишься.
– Спрашивай… – долетает от подножия холма.
В сущности, это не имело особого значения. Дурацкая привычка
– Слушай, а как тебя угораздило?
– Чего? – не понимает она.
– Ну… связаться с упырями?
Она не сразу отвечает, и я успеваю пожалеть о своем дурацком любопытстве. Тем более что время для болтовни – на исходе. Почти все моторы на том берегу заглохли. Значит, большая часть уцелевших бандитов уже там – в зарослях над обрывом. Сейчас таращатся в нашу сторону. Или кто-то из них готовится к броску через мост.
Будто фитиль у пироксилиновой шашки, отгорают последние мгновения… А от подножия холма долетает шепот:
– Глеб, спасибо тебе.
– Рано благодарить, – сухо отзываюсь я.
– И прости… за то, что втравила тебя в беду… Моя вина…
– Нет, – качаю головой, – сам ведь на такое подписался.
И произошло это не сегодня. Намного раньше. Думаю, еще в тот день, когда упыри убили моего отца.
– А я… пошла вместе с Любой. Умерла ее тетка, и… брат, двоюродный, остался один. Ему только девять лет, и он… попал под «эвакуацию».
– Ясно, – бормочу в ответ.
Никаких тайн. Все до ужаса привычно.
– Но ведь это вопреки закону… Понимаешь, Глеб? У него же есть… – она запинается и уточняет: —…была двоюродная сестра. Мы с Любой решили просить племянника губернатора, он вроде кому-то помогал раньше… И на вид казался не очень злым…
Я мрачно вздыхаю. «Не очень злым? Тот, раскормленный, рыжеватый упырь?» Как можно быть такой наивной – на восемнадцатом году Сумерек?
Ругательства едва не слетают с языка. Но я вспоминаю растерзанное тело Любы. И молчу.
Ведь легко судить со стороны. А для них… для них – это была их единственная надежда вытащить пацана – за те несколько дней, что его продержат в областном сборном пункте. Потом, из регионального «эвакопункта», охраняемого ОКАМом, возврата уже не бывает. Именно там заканчивается путь для большинства одиноких детей, подростков и стариков. Для всех, кто жизнями оплачивает процветание новой «элиты»…
– Глеб… Мы не думали, что так обернется.
Конечно.
Просто они ухватились за последний, призрачный шанс. Ясно, что «эвакуаторы» особо не разбираются, когда сверху спускают дополнительные квоты. И ребенка взяли, нарушив даже нынешние, упырьи законы. Мне ли не знать?
Две смелые, пусть чуть наивные девушки – единственные, кто вступился за пацана. Именно поэтому одна из них сейчас лежит мертвая, с перекушенным горлом. А вторая…
Вторую я им не отдам!
Смахнул комара, опять вглядываясь в чуть смазанные туманом очертания деревьев на дальнем, обрывистом берегу. Сейчас там вообще тихо.
Чего медлят, твари?
Больше минуты уже прошло. Но до сих пор ни один не осмелился показаться у того края моста. Догадываются, что я не ушел, что жду их с автоматом наизготовку?
Или, может, страшатся лезть на хлипкий мост?
Давайте, рискните! Не до ночи ж мне тут валяться… Хотя я не против. Могу подождать и до ночи. Ночью легко запутать следы. И хрен они меня возьмут!
– Эй, трикстер! – долетело с того берега, откуда-то из зарослей. – Ты ведь здесь?
Я узнал голос Вараввы и ухмыльнулся.
«Хочешь понять наверняка? Давай посылай кого-то из своих ушлепков!»
Если мост выдержит, обещаю его даже не трогать – до середины реки…
– Знаю, что здесь! – засмеялся Варавва. – Ты ведь умный – почти как я! Ну, кто первым сделает ход?
Гребаный шахматист.
Понятно, что люди для тебя как фигурки – с раз и навсегда установленным числом доступных клеток. Об одном ты забыл: я не пешка. Играю не по
