– Я видела, – пробормотала я. Мама и папа посмотрели на меня так, словно с трудом могли вспомнить, как я вообще здесь оказалась.
– Где ты это видела, Теодосия? – спросил папа, и его брови удивленно поползли вверх. Но не могла же я рассказать ему всю правду о статуе Бастет?
– Э-э-э… не помню, прости, – промямлила я.
По выражению папиного лица легко было догадаться, что он обо мне думает в эту минуту.
– Как бы то ни было, – продолжила мама после неуклюжей паузы, – в гробнице Аменемхеба имеется также храм Манту.
– В самом деле? – воскликнул папа.
Несколько минут все мы с интересом рассматривали каменные плиты с надписями, копья, кинжалы и прочие вещи.
Затем появился Фагенбуш, и праздничное настроение стало стремительно угасать, но тут мама загадочно улыбнулась и подняла на рабочий стол стоявший у нее возле ног саквояж.
– Ну-ка, попробуйте угадать, что у меня там, – громко сказала она и обвела всех взглядом своих сияющих глаз.
– О, Генриетта, – воскликнул папа. – Ну разве можно это угадать? Давай, показывай, не томи нас.
Мама улыбнулась, открыла саквояж и медленно вытащила из него плоский сверток. Положила его на обтянутую перчаткой раскрытую ладонь левой руки, а правой рукой принялась развертывать бумагу.
К счастью, все не отрываясь следили за мамой, поэтому никто не заметил, как я вздрогнула от окатившей меня волны холода, вслед за которой вдоль моего позвоночника побежали толпы невидимых жучков, перебиравших своими ледяными лапками. Не знаю, что там за предмет был в руке мамы, но злой, темной магической силой он был налит до самых краев.
Затем мама сбросила последний лист оберточной бумаги, и на ее ладони оказался большой жук-скарабей, фигурка которого была вырезана из драгоценного камня. Крылышки жука огибали его брюшко. Они были золотыми, к тому же древний ювелир инкрустировал их тысячами мелких алмазов. Голову жука венчал большой, размером с вишню, камень сердолик, а брюшко украшал чуть меньший по размеру зеленый камень.
– Сердце Египта, – торжественно объявила мама. – Прямо из гробницы Аменемхеба.
Мальчик, который следил за мужчиной, который следил за девочкой
В соответствии с законом, каждый фараон во время коронации получал огромный амулет-оберег, который назывался Сердцем Египта, потому что от здоровья и благополучия фараона зависела судьба всей страны. Когда фараон умирал, Сердце Египта клали на его мумию. Однако в гробнице Тутмоса Сердце Египта не обнаружили, и на протяжении многих лет местонахождение амулета оставалось для ученых-египтологов одной из главных загадок.
– Да, – сказала мама, едва не лопаясь от гордости. – Все это время амулет находился в гробнице Аменемхеба, а не Тутмоса.
Когда мама передавала скарабея в руки папы, я взглянула на Фагенбуша.
Его лицо буквально пылало от алчности и возбуждения. Большинство людей становятся красивее, когда краснеют, но только не Фагенбуш. Покраснев, он становился еще более уродливым и пугающим, чем обычно, как будто краску его лицу придавал жар, идущий от углей самого ада.
Дав папе немного подержать Сердце Египта, мама забрала амулет, снова завернула его в бумагу, положила назад в свой саквояж и похлопала по его кожаной стенке рукой.
– Припрячем его здесь на время, ты согласен, Алистер?
– Абсолютно.
Взрослые снова принялись ахать и охать, рассматривая мамины находки, а я, честно говоря, устала от всей этой суеты, тем более что мне строго- настрого запретили притрагиваться к чему-либо. Кроме того, поток темной энергии от про?клятых предметов был таким сильным, что у меня тупо заныла голова, застучало в висках и напряглись нервы.
Я посмотрела на стенные часы, они говорили о том, что пора выпить чаю и перекусить. Если мне капельку повезет, я, пожалуй, уговорю родителей отпустить меня одну в лавку, где можно будет купить, наконец, настоящей еды.
Единственной загвоздкой был Фагенбуш – если я уйду за покупками, он доберется до новых артефактов раньше, чем я, и даже успеет до моего возвращения припрятать некоторые из них. Зная Фагенбуша, я могу с уверенностью говорить о том, что это будут предметы, в которых спрятано больше всего темной магической силы.
И тут меня осенило.
– Э-э, мистер Боллингсворт! – сказала я небрежным тоном. Почему-то именно этот тон всегда заставляет моего папу вздрогнуть и обратить на меня внимание, чем бы он при этом не был занят. Так, говорят, реагируют на звук трубы списанные на пенсию боевые кони.
– Да, Тео? – спросил Найджел, отрываясь от только что открытого им ящика с восковыми фигурками шабти.
– Вы не знаете, мальчики из Хеджвикской школы для трудных подростков уже ушли?
Найджел вспомнил про юных сорвиголов, которые должны были прийти сегодня в музей на экскурсию, и его лицо вытянулось.
– О господи. Нет, не знаю. Полагаю, надо пойти взглянуть, вдруг они сломали что-нибудь, а может, утащили легендарный меч или какую-нибудь другую
