наполнявшую фигурку гиппопотама силу черной магии и начертанные на ее поверхности ужасные проклятия. Я поежилась, потянулась за крышкой и вернула ее на место.
– Бог Сет, – сказала я. – В одном из своих самых невинных обличий.
Впрочем, можно ли употреблять слово «невинный», когда речь идет о страшном египетском боге хаоса и разрушения?
– На этом предмете лежит очень мощное проклятие, – добавила я. – Похоже, что это орудие, несущее смерть и разрушение, хотя в этом я не совсем уверена.
– Но мне показалось, вы говорили, что можете увидеть и прочитать начертанные на предмете заклятия? – спросил Вигмер.
– Только при лунном свете, – вздохнув, ответила я.
Вот незадача. А я так обрадовалась, что взрослый человек, да еще такой важный, как Вигмер, обратил наконец-то внимание на мои слова.
Вигмер снова шевельнул усами – я уже начала понимать, что означает такая его реакция.
– Так вы проверяли меня! – воскликнула я. – Это был тест! Вы хотели узнать, правду я говорю или лгу!
Вигмер слегка смутился и ответил:
– Не судите меня слишком строго, мисс Трокмортон. У вас поразительный дар. Я никогда ничего подобного не встречал.
Я испытала гордость и одновременно почувствовала смятение. С одной стороны, мне льстило то, что я обладаю таким удивительным даром, но, с другой стороны, было не очень уютно ощущать себя единственной, кому он дан от Бога. Пожалуй, со своим даром я выгляжу сумасшедшей среди нормальных людей.
– А как вы определяете, про?клят предмет или нет? – спросила я.
– Изучаю его происхождение и историю. Иногда опираюсь на свою интуицию, но никогда не ощущаю ледяных мурашек, от которых хочется выпрыгнуть из кресла. Честно говоря, в основном делаю предположения и строю догадки.
Я не знала, что ему на это сказать.
Тем временем лорд Вигмер продолжал:
– Для такой работы требуется склонность к ней, развитая интуиция или, как в вашем случае, прирожденный талант. Это что-то вроде умения ездить верхом или играть на рояле.
– Тогда почему заклятия не способны замечать мои родители? Или Генри?
– А Генри их не видит?
– Нет.
– Сложный вопрос, – пожал плечами Вигмер. – Я никогда ни с чем подобным еще не сталкивался. Могу лишь сказать, что некоторые люди просто более чувствительны к проявлениям магии, чем остальные.
Он замолчал и уставился куда-то поверх моей головы.
– В чем дело? – спросила я.
– Ничего. Просто припоминаю кое-что из той поры, когда я сам был еще мальчишкой.
Я наклонилась вперед в своем кресле.
– Что именно?
– Это был мой первый поход в Британский музей. Помню, как меня зачаровал Египетский зал. Став взрослым, я часто думал, что именно тогда определилась вся моя дальнейшая судьба, но теперь припоминаю, что самое большое впечатление на меня произвели не экспонаты, хотя они были очень интересными.
Он вновь замолчал. Я немного подождала, затем решила слегка расшевелить его.
– Ну и? – спросила я.
– Сейчас я вспоминаю о том, что меня все время била нервная дрожь, и я испытывал испуг. Помню, я пытался понять, почему в этом месте так холодно. Чертовски холодно. Я так дрожал, что родители, заметив это, увели меня прочь оттуда.
– А теперь вы размышляете, не было ли это такой же реакцией на про?клятые предметы, как у меня?
– Совершенно верно. У меня такое ощущение, что ребенком я обладал такими же способностями, как ваши, но с возрастом утратил их.
Ну уж нет, дудки. Я вовсе не намерена терять свой дар, когда вырасту.
– Погодите, – сказала я. – А как тогда быть с людьми, которые первыми стали изучать египетскую магию и писать о ней книги? Они-то не были детьми.
Вигмер наклонился вперед и начал поглаживать свои усы.
– Нет, детьми они не были, это верно. Но все эти книги были написаны спустя столетия после того, как египетская цивилизация исчезла с лица Земли. Эти авторы, я думаю, никогда напрямую не сталкивались с магией, они просто переписывали древние египетские тексты.
– Ну, тогда что вы скажете о самих древних египтянах, которые писали эти тексты? Они-то тоже не были детьми.
