А что, быть может, та старая предсказательница оказалась права. Быть может, древние боги действительно улыбаются мне с небес. Почему бы нет, в самом деле? Разве у вас есть другое объяснение всему этому?
Раздался негромкий щелчок. Я обернулась и увидела, что фон Браггеншнотт вытащил свой револьвер и целится в меня. К моему горлу подкатил комок.
– Я не хотел стрелять, пока на тебе было Сердце Египта, боялся повредить его, – сказал фон Браггеншнотт. – Но этой проблемы больше нет.
Прежде, чем я успела ответить, издалека долетел голос, звавший меня по имени.
Фон Браггеншнотт перевел свой револьвер на входной проем.
– Если они обнаружат меня, я застрелю их. Ты поняла? Тот миг, когда они войдут в этот проем, станет для них последним.
Я проглотила комок в горле, а затем ответила:
– Я поняла.
Затем я подхватила жезл Оз и выбралась в коридор, а оттуда поспешила к колодцу, через который свалилась сюда.
– Мисс Тео, вы здесь? – это Набир. Слава богу, с ним все в порядке!
– Тео, дорогая, где ты? – это мама. Мама! Значит, Набир позвал на помощь. А уж если мама здесь, то…
– Теодосия Элизабет Трокмортон! – рявкнул папин голос. – Где ты, черт побери! Всех переполошила! Где эта девчонка? Предупреждаю вас, Набир, если с ней что-то случилось…
– Да здесь я, внизу, – крикнула я в колодец, чувствуя, как у меня внезапно перехватило горло. – Я обнаружила еще одну камеру!
А также ранила двоих мужчин и, возможно, убила третьего, должна была бы добавить я, но не стала. Я не хотела подставлять своих родителей под пули фон Браггеншнотта.
– В самом деле, дорогая? – теперь мамин голос звучал гораздо ближе. Еще секунда, и я увидела ее голову – прекрасную, любимую, глядящую на меня с верхнего края колодца.
Неожиданно рядом с маминой головой появилась вторая, папина. Он осмотрел колодец, прикинул его глубину и пробурчал:
– О чем ты только думала, Теодосия? Ты же могла сломать себе шею!
Папин голос отражался от стенок колодца и эхом разносился по всей усыпальнице. У меня вдруг стало так тепло на душе. Папа заботится обо мне. И чем сердитее звучит его голос, тем больше он волнуется за меня. Фон Браггеншнотт оказался не прав. Целиком и полностью.
Я улыбнулась. Папин гнев был бальзамом для моей души.
– Да, знаю, – крикнула я в ответ.
Остатки посеянного фон Браггеншноттом в моем сердце недоверия стремительно таяли.
Родители принялись размышлять, как им вытащить меня из колодца, а я тем временем то и дело с опаской оглядывалась назад, но из камеры не доносилось ни единого звука. Незамеченным фон Браггеншнотту хотелось остаться не меньше, чем мне – уберечь своих родителей.
Наконец Набиру пришла в голову отличная идея – опустить в колодец лестницу, по которой все мы взбирались в усыпальницу.
Папа настоял на том, чтобы спуститься первым, хотя лазить по лестницам ему очень трудно из-за его больной ноги.
Опустившись на дно колодца, он даже не огляделся вокруг, но сразу уставился на меня так, словно я была самым ценным артефактом, который он когда-либо встречал в своей жизни. Должна признаться, что под его пристальным взглядом я почувствовала себя слегка неловко.
– Что с тобой произошло? – спросил папа, делая шаг мне навстречу. – С тобой все в порядке?
Удивительно, каким плаксивым порой делает человека проявленное к нему внимание! На глазах у меня выступили слезы, и я поняла, что больше всего мне сейчас хочется уткнуться папе в плечо и рассказать ему все-все-все. О том, что жизнь моя несколько раз висела на волоске, о том, что у нас в музее долгое время работал предатель, даже о том, что у фон Браггеншнотта есть револьвер, который он не задумываясь готов пустить в дело.
Но вместо всего этого я лишь сказала:
– Со мной все хорошо, папочка. Правда, правда.
Тут мой голос подвел меня и неожиданно дрогнул. Папа раскинул руки и крепко обнял меня.
Боль пронзила мое плечо с новой силой, слезы хлынули ручьем, но я была счастлива – когда я оказалась в папиных руках, весь мир вокруг меня снова стал безопасным и теплым. Мои родители вновь вернулись в мою жизнь, и мне хотелось, чтобы они оставались в ней навсегда.
Хотя бы самую малость.
Затем я слегка отодвинулась от папы и спросила, нахмурив брови:
– Папа, ты когда-нибудь говорил Найджелу Боллингсворту, что я собираюсь выйти за него замуж?
– О господи, нет, конечно! С какой стати? А почему ты спросила?
Я испытала такое облегчение, что у меня даже колени подогнулись. Папа не выдавал мои секреты! Очевидно, Боллингсворт просто подслушивал наши с папой разговоры, гадюка.
– Просто так. Но только знай, я за него замуж больше не хочу.
