поспать после сытного обеда, как снаружи послышался шум, а потом в логово проникла чудовищная вонь. Неожиданно из темноты выросла лапа с острыми когтями, процарапавшими брюхо Кормилицы до крови. Кормилица закричала, а Рагс отпрыгнул в сторону. Кровь полилась на земляной пол. Рагс в ужасе выбежал из логова и спрятался в небольшой расщелине среди камней. Парализованный от страха, он наблюдал за тем, как из норы вылезает огромный зверь, гораздо больше его третьей Кормилицы, и вытаскивает ее труп. Горло ее было рассечено до кости, и болтавшаяся голова держалась лишь на нескольких сухожилиях.
Убийца заметил щенка, у которого на мордочке еще не высохло молоко. Щенок понял, что настал его последний миг и сейчас он тоже погибнет. Но страшный зверь, который, как он позже понял, был росомахой, лишь оскалил зубы, а потом зевнул. Похоже, Рагс показался ему слишком маленьким для добычи, недостойным даже того, чтобы тратить силы на его убийство.
Тут к Рагсу вернулась способность двигаться, и он рванул прочь что было мочи. Силы ему придавало молоко, которое он усердно поглощал до этого. Итак, он был сыт, жив, и ему дали имя. Не так уж и мало для начала. Последующие несколько ночей он проводил в крохотных норах, под корнями деревьев и расщелинах в скале, куда не могли залезть огромные страшные звери. Погода стояла хорошая. Молоком его больше никто не кормил, но он быстро научился охотиться на маленьких животных – и даже прикончил пару новорожденных лисят, пока их матери не было в логове. Обычно же он лакомился яйцами, разоряя гнезда куропаток, а иногда к нему в лапы попадали и сами птицы. К тому времени, когда он наконец добрался до Крайней Дали, молоко стало для него смутным воспоминанием. Мех на его мордочке затвердел от запекшейся крови. Он поклялся себе никогда больше не думать о кормилицах или матери.
Но иногда он все же вспоминал о странной и неказистой на вид волчице. Его третья Кормилица называла ее либо «мадам», либо «Сарк» – довольно необычное имя. Конечно, в Крайней Дали ему довелось увидеть гораздо более уродливых и неряшливых волков, так что внешний вид Сарк уже не казался Рагсу таким уж отталкивающим. Никто из чужаков не следил за своей внешностью. Они всегда были растрепанными и воняли падалью, потому что никто из них не мылся. Во-первых, в Крайней Дали мало было даже мелких ручьев, а во-вторых, все они боялись воды.
Но несмотря на свою неопрятную внешность, Сарк во многих отношениях отличалась от чужаков. Она была доброй и прекрасно говорила на волчьем языке. Чужаки же обменивались только краткими фразами и грубыми словами. Только сейчас Рагс подумал о том, что волчий язык для чужаков был тоже отчасти чужим. Они никогда не говорили про будущее или прошлое, а только всегда о настоящем. Они не рассказывали друг другу историй и не строили планы. Они просто не умели думать по-другому. Та шайка, в которой он находился сейчас, была прекрасным тому примером. Когда отряд Фаолана сошел с моста, свора Хипа продолжала следовать по нему, даже не представляя, что можно немного свернуть. В отличие от волков из страны Далеко-Далеко, никто из чужаков ни разу не охотился в бирргисе и не строил сложных схем по загону такой крупной добычи, как лось или бык.
«Что случилось с Сарк?» – подумал Рагс, в очередной раз вспомнив удивительную волчицу. Несмотря на внешность, она была очень доброй и приятной. Потом он вспомнил о своей первой Кормилице, которая внешне была прекрасной, но молоко которой вполне могло оказаться и ядом. Остается ли надежда для таких, как он? Остается ли вообще какая-нибудь надежда? Возможно, в этой новой стране, у которой пока еще нет названия, им повезет больше, чем в прежней?
Глава пятнадцатая
Проскок
Итак, волки из страны Далеко-Далеко, два медвежонка, сова и два орла поступили так, как посоветовал Аббан. Старый Бивень указывал им путь среди льдин и открытой воды. Свистун, Кайла, Мхайри и Дэрли скоро научились прыгать на небольшие расстояния, по одной льдине за раз. Но Фаолан, Эдме и Банджа, будучи опытными стражами, преодолевали за один прыжок по две-три льдины. В скудном свете, который давал серпик луны, их силуэты отражались от темной поверхности моря, казавшейся стеклянной. Взлетая в воздух, Фаолан смотрел на созвездие Бизара и на его яркое отражение в воде. Звезда Килирик на лапе звездного волка указывала им путь. «Нужно дать имена остальным звездам, – подумал Фаолан. – Звездам на лапе Бизара и в новом созвездии Нарвала». Во время прыжков ему вдруг пришло в голову, что давать звездам названия почти так же важно, как и прокладывать по ним курс. Они держали путь в мир, который был новым для его друзей, но старым для него самого. И в этом мире должны быть свои имена для всего. Древний волчий язык был замечательным, но чтобы все вокруг них стало живым, нужно дать всему названия на живом языке. Именно благодаря называнию вещи становятся реальными. Язык помогает осмыслить реальность и понять, что есть что в этом мире.
Удивительно, но одновременно с Фаоланом в этот момент думал о важности слов еще один волк. Дэрли не переставала удивляться тому, насколько хорошо у нее получаются прыжки. Пусть она и не может преодолевать по две льдины за раз, в отличие от Фаолана, но большие пространства, как оказалось, можно легко переплыть, тем более когда тебя подталкивает Старый Бивень или один из перламутровых китов. Киты наблюдали за ними и помогали, как материволчицы наблюдают за первыми шагами своих щенят за пределами логова.
Нарвалы обычно редко обменивались между собой какими-либо звуками, но эти перламутровые киты постоянно шумели, пыхтели, свистели и издавали щелчки, похожие на удары молотов сов-кузнецов по металлу. Дэрли не понимала их язык, но ей казалось, что они обмениваются между собой вполне осмысленными фразами. Временами ей казалось, что она слышит отрывки песен, и она задавала себе вопрос, уж нет ли у китов своих скрилинов. Порой у нее даже складывалось ощущение, что она понимает эти щелчки. Наверное, что-то подобное ощущает каждый из их небольшого отряда. Глухое ворчание, например, означало, что киты радуются тому, как удачно волк перепрыгнул на очередную льдину или проплыл по тихой темной воде. Дэрли внимательно
