но, в конце концов, как всегда и бывало, речь снова зашла об ассоциации. Тина первой подняла тему об ухудшении отношений между Бонита-Вистой и Корбаном. Морин удивило, что Тина во всем винит ассоциацию. А на собрании вместе со всеми тянула руку в поддержку Джаспера Колхауна и нового устава…
Не зря говорится: верь не словам, а делам. Здесь, в тесной дружеской компании, Тина высказывает крамольные мысли, а на самом деле она заодно с ассоциацией.
Что, если Тина специально пришла послушать, а потом побежит с доносом в правление?
А то и вообще записывает разговор на скрытую камеру, в назидание потомкам…
Совсем недавно Морин упрекала Барри и Рэя в том, что они поддались паранойе, а сейчас понимала, что для паранойи есть все основания.
Лиз поморщилась.
– Так мы скоро будем вовсе отрезаны от города. И что тогда? Ассоциация откроет собственный универмаг в поселке? И автозаправку заодно, и электростанцию построит?
– Вряд ли до этого дойдет, – отозвалась Тина. – Хотя амбиций им не занимать.
– И все-таки, зачем они злят городских? Чего хотят добиться?
Морин и сама ломала голову над этим вопросом. Все примолкли – ответа ни у кого не было.
Морин первой нарушила затянувшееся молчание.
– Кстати, об ассоциации… Кажется, на каком-то из ваших вечеров была пара геев? Одного звали Пат, если я правильно запомнила.
Лиз, помрачнев, кивнула:
– Пат и Уэйн. Их больше нет.
– Я вот о чем хотела спросить: мы тут вчера штудировали устав… Один из пунктов запрещает однополые отношения и совместное проживание вне брака?
– Да.
– Их больше нет? – переспросила Морин.
До нее только сейчас дошло, какое именно выражение употребила Лиз.
– Исчезли из поселка. Дом не тронут, и вся одежда на месте, а их нет. – Лиз понизила голос, как будто боялась, что их подслушивают. – Здесь такое случается.
Морин вспомнила пустые дома в поселке – она-то думала, что их владельцы приезжают в Бонита-Висту только на лето. Сейчас она представила себе заросшие плесенью продукты в холодильнике, слой пыли на столах, накрытых к обеду… Мирный живописный поселок вдруг показался совсем не таким приветливым.
– Что касается запрета на внебрачные связи, несколько пар с его помощью заставили пожениться.
– Ты шутишь!
– Правда, – подтвердила Тина. – Вот Дженни и Скайлар Уэллсы много лет жили вместе в Финиксе и не оформляли отношения. А как приехали сюда, им слегка намекнули, и они на следующий же день пошли к мировому судье и расписались.
– Намекнули?
– Они не любят распространяться об этом, – промолвила Лиз.
Лупе кашлянула.
– А правило против расовых меньшинств… Оно строго соблюдается? Мое латиноамериканское происхождение, например, издалека заметно. Что, если я захочу здесь поселиться?
– Хотите знать правду? – спросила Лиз.
– Конечно!
– Я бы на вашем месте не стала покупать дом в Бонита-Висте. По закону, конечно, дискриминация на национальной почве запрещена, и если их кто- нибудь привлечет к суду, наверняка этот пункт из устава придется исключить. – Лиз снова понизила голос. – Но пока никто не пробовал.
Морин в ее словах послышался зловещий оттенок. По спине побежали мурашки. Во рту пересохло, и Морин поскорее отхлебнула чая.
– А раньше здесь жили не только белые?
– Был один человек, белый, холостой, купил дом на Пихтовом кольце. Приезжал только летом, недели на две, и то не каждый год. Дом покрасить, участок расчистить – все предписания выполнял. Потом женился и приехал сюда с женой, вьетнамкой. Два дня спустя уехал, а через неделю дом выставили на продажу. Больше мы его не видели.
– Любопытно, чем его напугали? – спросила Лупе. – Пригрозили штрафом?
– Наверняка тут было что-нибудь посерьезней.
– И больше здесь никогда не жили люди других рас? – спросила Морин.
