– Одри, ты выпила или что, я не знаю, только лучше перестань. Предупреждаю сразу, я такими вещами не увлекаюсь.
Одри бочком придвинулась к нему.
– Ты можешь делать со мной все, что хочешь, – прошептала она. – Бей меня, мучай, используй мой рот вместо унитаза, поставь мне клизму с кипящим маслом, сделай анальный душ с соусом табаско…
Она протянула руку к его паху и нахмурилась, помяв пальцами совершенно мягкий, ничуть не возбужденный член.
– Ты что, больной?
– Это я больной?! – Барри оттолкнул ее руку. – Иди к черту!
На улице взвизгнули тормоза, потом хлопнула дверца пикапа.
Барри отпихнул Одри и выскочил из дома. За спиной у него лязгнул пояс верности.
– Мне необходима боль! – завопила Одри вслед.
Барри пробежал мимо Фрэнка, боясь взглянуть другу в глаза. На бегу вспомнил, что так и не забрал документы для Морин, но ничто на свете не заставило бы его вернуться в дом.
Он промчался мимо пустой стройплощадки и остановился только на середине холма, совсем запыхавшись.
Что сейчас происходит у Ходжесов? Одри не успела бы снять с себя сложную конструкцию и снова надеть платье. Фрэнк кричит на нее, ругает за попытку измены, за то, что она открыла их извращенные склонности постороннему? Или… От новой мысли Барри прошиб холодный пот. Возможно, Фрэнк вовсе и не удивился? Вдруг они заранее сговорились? Он потому и вернулся домой пораньше – принять участие в веселье?
Нет, не может такого быть! Барри не планировал зайти к Ходжесам. Это Морин его отправила, чтобы хоть чем-то занять. Никто не знал, что он появится.
С другой стороны, Одри приглашала Морин зайти за документами. Что, если все представление было подготовлено для нее?
Если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не охотятся.
Барри оглянулся и, убедившись, что Фрэнк не гонится за ним на своем пикапе, быстро зашагал вперед.
Когда он пришел домой, Морин сидела за компьютером. Прежде чем войти в комнату, Барри вытер пот со лба и пригладил волосы.
– Вот же черт, – пробормотал он. – Где эта брошюрка о сексуальных домогательствах?
– А что такое? – оглянулась Морин.
Барри все ей рассказал, с самого начала. Как Одри пригласила его в дом, завела невинный разговор о бедняжке Лиз, потом вдруг объявила, что идет «пись-пись», и о том, что последовало после: непристойно долгий взгляд, пояс верности, требование боли…
Морин сперва не поверила и явно решила, что Барри ее разыгрывает, но примерно к середине рассказа посерьезнела. Потом спросила:
– Она правда тебя трогала… там?
– Прямо вцепилась.
Оба долго молчали, не зная, что сказать. Фрэнк и Одри были их единственными настоящими друзьями в Бонита-Висте, кроме Лиз и Майка с Тиной.
Морин помотала головой.
– Никак не поверю… Одри?!
– Одри. – Барри тяжело опустился на стул. – Господи, как же Рэя не хватает! Он был последним бастионом здравого рассудка в этом дурдоме.
– Может, надо уезжать?
Барри промолчал, однако про себя впервые признал, что, может быть, придется.
Телефон.
Два звонка. Четыре. Восемь.
Перестал.
В тишине Лиз позволила себе снова сделать вдох. Третий раз звонит, считая с обеда. Шестой за день.
Лиз говорила себе, что это могут быть друзья – Тина, Мойра, Одри или Морин, а может, какая-нибудь реклама, но в глубине души она твердо знала, что это неправда. Ясно, кто до нее добирается и названивает по шесть-семь раз в день.
Правление.
Лиз осторожно отогнула краешек занавески и выглянула. У крыльца – никого, на улице тоже пусто, ни машин, ни прохожих. Только видимость может обманывать. Неизвестно, кто прячется за деревьями, за большими валунами. Эти мерзавцы на все способны.
– Прости меня, Рэй! – всхлипнула Лиз.
Она уже в который раз просила у мужа прощения за то, что не верила ему, не слушала все эти годы.
Лиз вытерла слезы, стыдясь своей слабости.