полагающиеся кланам согласно имперским законам.
— Да.
— И те давние соглашения давали ему возможность тайком провезти фигу-другую в седельной сумке… Возможно, вам стоит привести его, и тогда я показал бы, что у меня в руке…
Голос не отвечал. Долгое молчание нарушал лишь шелест страусиных перьев; Ибн Файед размышлял. Потом — едва заметный кивок.
— Его вызовут.
Наша аудиенция оказалась менее приватной, чем было заявлено, — и никаких приказов более не прозвучало.
— Интересная у вас кошка, калиф.
Я едва ли искусен в светской болтовне, но нельзя же было вот так просто смотреть друг на друга все те десять минут, пока мы ждали Марко.
— Леопард, — отвечал Голос. — Из внутренних земель.
Долгая пауза. Я правда не умею праздно болтать.
— Так, значит, вы разрушаете все создания Зодчих? Интересно узнать почему.
— Это не тайна. — Голос явно испытывал неловкость. — Прокламации калифа оглашают после молитв по всей Либе уже около года. Эта новая мудрость пришла к нему во сне в конце священного месяца. В День Тысячи Солнц заря была столь яркой, что многие наши предки, умершие в то утро, не разглядели путь в рай. Они прятались в тени машин от этого нечестивого света. Но там они оказались в ловушке — джинны, обитающие на руинах своего прошлого. Мы действуем из милосердия. Мы разбиваем их тюрьмы и выпускаем их, дабы они могли вознестись к своей награде.
Он вещал абсолютно убежденно. Верил он во все это или просто был великим актером, не знаю.
— Давайте надеяться, что эти плененные души понимают, какое милосердие вы на них изливаете, — сказал я. — А чья это была идея? Придумали в Матеме?
— Моя.
Ибн Файед подался вперед с трона, руки его сжались в кулаки.
Далекий глухой звук, потом еще и еще раз. Я оглянулся и увидел, как двери открываются. Марко Онстантос Эвеналин шагнул внутрь, как всегда, в черном, но шляпу держал в руке. Должно быть, его выцепили из очереди вскоре после того, как мы прошли мимо.
Мы все смотрели, как он медленно идет через обширное помещение. У Ибн Файеда действительно был впечатляющий тронный зал. Мне подумалось, что сюда поместилась бы б
Наконец Марко поравнялся со мной; впервые со времени нашего знакомства у него был довольный вид. Отсутствие чемодана изменило его, он казался выше и держался горделиво.
— Ибн Файед, калиф Либы, повелитель Трех Царств, Дарующий Воду, приветствует Марко Онстантоса Эвеналина из Золотого Дома, Южное отделение, в своем скромном обиталище.
— И следовало бы, — сказал Марко. — Хотя вежливость не защитит его от последствий его действий.
— Как ты посмел?
Голос, может, и говорил на чужом языке, но сила и тон его речи заставили десять кривых сабель покинуть ножны.
— Неоплаченный долг стоит грубости, Марко? — Я всеми силами старался игнорировать блестящую сталь в полуметре слева от себя — гвардейцы решили, что и я являюсь источником оскорбления. — Судя по всему, калифу есть чем расплатиться.
Я не стал указывать рукой на богатство обстановки, боясь, как бы эту самую руку мне не оттяпали.
— Ты извалялся в невежестве, Йорг Ренар, как свинья в грязи. С радостью увижу, как тебя сожгут.
— Марко! Я думал, мы друзья.
Я силился не улыбнуться, но с актерскими данными у меня плохо.
Он перевел взгляд с меня на трон.
— Ибн Файед, ты приговорен к смерти. Вся Хамада обречена.
В груди Марко возникли две стальных стрелы, торчавших под разными углами. Я не сразу сообразил, что их выпустили из огромных арбалетов, спрятанных на галерее над нами.
Марко пошатнулся вперед и поднял руки.
— Умри.
Он сжал кулак, хрустнули связки. Я вспомнил, как тогда, в холмах, разворачивал скорпиона. На миг он загипнотизировал нас всех, насаженный на стрелы, шляпа упала и закрутилась у его ног. Кулаком ударил по ладони.
И ничего.
Хотя, возможно, свет на секунду стал ярче, словно солнце выглянуло из-за облаков.
Марко ударил кулаком по ладони второй раз.
