– Никак… Элида? – спросила она.
В ответ Элида могла лишь кивнуть. Лоркан, остававшийся рядом, сделался похожим на туго натянутую тетиву.
Не сводя глаз с Элиды, Аэлина подошла ближе. По сравнению с нею Элида чувствовала себя совсем девчонкой. Руки Аэлины были испещрены шрамами. Шрамы окружали и шею, а вокруг запястий виднелись… следы кандалов.
Аэлина опустилась на колени. Элида вдруг поняла, что ведет себя не так. Этикет обязывал ее низко поклониться королеве.
– Ты очень… похожа на свою мать, – дрогнувшим голосом произнесла Аэлина.
Эдион опустился рядом с королевой и молча обнял ее за плечи.
Маурина. Женщина, безропотно пожертвовавшая своей жизнью, чтобы спасти Аэлину.
– Я в долгу перед твоей матерью, – прошептала Аэлина. По ее щекам покатились слезы. – В большом долгу.
Сколько лет эти слова оставались запертыми внутри ее?
Исцеленная рука еще продолжала болеть, но Элида не могла удержаться и дотронулась до руки королевы, застывшей у нее на коленке. Она водила пальцами по загорелой, покрытой шрамами руке Аэлины. Кожа была теплой и немного липкой от пота.
Настоящая. Перед нею была настоящая Аэлина.
Словно прочитав мысли Элиды, Аэлина подняла голову. Она хотела что-то сказать, но у нее задрожали губы.
Все молчали.
– Твоя мать тогда подарила мне время, – наконец сказала Аэлина.
Элида поняла все без пояснений.
У Аэлины дрожала рука. Таким же дрожащим, срывающимся голосом она прошептала:
– Только благодаря твоей матери я осталась жива.
– Я знаю, – шепотом ответила Элида.
– Она велела тебе передать…
Аэлина шумно, со всхлипом, вздохнула. Слезы все катились у нее по щекам.
– Твоя мать велела тебе передать, что она очень, очень тебя любит. Я запомнила ее последние слова: «Передай моей Элиде, что я ее очень люблю».
Почти двенадцать лет Аэлина носила в себе эти слова. Вместе с нею они странствовали по жизни, глядели в глаза смерти, переживали отчаяние и ужас войны. Вместе с нею последние слова Маурины Лошэн колесили по Эрилее и плавали на Вендалин.
И здесь, на краю мира, они наконец достигли той, к кому были обращены. Всего на мгновение Элида ощутила прикосновение теплой материнской руки.
Слезы жгли Элиде глаза. Аэлина отодвинулась. Но к месту, где сидела Элида, шел еще кто-то. Вначале она увидела знакомые белые волосы. Потом золотистые глаза. Не выдержав, Элида разрыдалась. Манона Черноклювая, живая и невредимая. Ведьма улыбалась.
Увидев Элиду с Аэлиной сидящими в серой траве, Манона прошептала одно-единственное слово.
«Надежда».
Они живы. Никто из них не погиб.
– Что у тебя с рукой? – спросил Эдион.
Аэлина осторожно, но настойчиво притянула к себе руку Элиды, осмотрела небольшой шрам и розовую кожу. Затем повернулась к волку, которого звали Фенрисом, и зарычала. Тот поспешно отвел глаза.
– Он не виноват, – сказала Элида.
– А след укуса утверждает другое, – сухо возразила Аэлина, и ее бирюзовые глаза гневно вспыхнули.
– Прости, – сказал Фенрис, обращаясь не то к королеве, не то к Элиде.
Отчаяние на его лице было неподдельным. Чувствовалось, он и сам не понимал, как мог укусить ни в чем не повинную Элиду. Но Аэлину его раскаяние ничуть не тронуло. Даже суровому принцу стало немного жаль Фенриса.
Значит, приказ убить Лоркана исходил не от Аэлины. Тогда от кого?
Аэлина обратилась к другому фэйцу – тому, что исцелил руку Элиды:
– Полагаю, Рован сообщил вам условия. Любая попытка причинить им вред окончится вашей смертью. Любое угрожающее или просто грубое слово, косой взгляд – результат будет тот же.
Элида не представляла, что ее королева может произносить такие слова. Ей стало не по себе. Зато Манона хищно улыбалась.
Ведьма подошла к ним. Аэлина поежилась, когда Манона остановилась у нее за спиной, но та быстро уселась справа от Элиды.
– Ну здравствуй, ведьмочка, – сказала Манона.
Как и Аэлина, на Лоркана она взирала с каким-то презрительным любопытством.
