зрению, особенностям человеческого глаза, оптическим иллюзиям, преломлению света, сущности работы телескопа и так далее. Пока Дон, Феликс и Джулс спали, мы сидели за кухонным столом и чертили диаграммы. Джордж расхаживал взад-вперед, периодически останавливался, поворачивался ко мне и спрашивал: «Кто-нибудь из погибших носил очки? Вдруг окно защитит нас, если смотреть под определенным углом?» И мы с ним еще час это обсуждали. Постоянно смотрели новости, в надежде получить зацепку, услышать идею, которая подскажет, как защитить себя и других. Когда сообщения стали повторяться, Джордж потерял покой. Чем больше он говорил о своей теории «смещенного угла обзора», тем сильнее хотел проверить ее на практике. Мне было страшно, Мэлори. Джорджа я считал кем-то вроде капитана тонущего судна, он не боялся погибнуть. Представь, его теория оказалась бы дельной? Тогда Джордж помог бы спасти планету от ужаснейшей эпидемии.
Том рассказывает, а в его синих глазах танцуют блики света.
– Чем воспользовался Джордж? – спрашивает Мэлори.
– Видеокамерой, – отвечает Том. – Он хранил камеру на втором этаже. Древнюю, пленочную, с кассетами. И воспользовался ею, только нам ничего не сказал. Однажды ночью поставил ее за одеялом на окне гостиной. Утром я проснулся и увидел там его спящим на полу. Он меня услышал, вскочил – и скорее к камере. «Том, получилось! – радовался он. – Я несколько часов записывал. Все здесь, на пленке. Возможно, у меня в руках решение проблемы. Непрямое зрение. Фильм! Нужно его посмотреть!» Я сказал, что мысль неудачная и что за пять часов он вряд ли сделал ценную запись. В ответ Джордж объяснил, что его следует привязать к стулу в комнате второго этажа, где он и просмотрит запись. Привязанный, он при самом худшем раскладе себе не навредит. Дон разозлился по-настоящему. Назвал Джорджа опасностью для всех нас. И справедливо заметил, что мы не понимаем, с чем имеем дело, и если рисковать, то всем, а не одному Джорджу. Мы с Феликсом не возражали. Решили проголосовать. Дон высказался против и захотел уйти. Мы его еле отговорили. В итоге Джордж заявил, что в своем доме свободен в своих действиях и может никого не спрашивать. В общем, я пообещал привязать его к стулу.
– И привязал?
– Да.
Том опускает взгляд на ковер.
– Поначалу казалось, Джордж задыхается. Словно в горле у него что-то застряло. Два часа он сидел наверху, не издавая ни звука. Потом стал нас звать. «Том, дерьмо собачье! Иди сюда! Иди!» Он хихикал, орал, вопил. Лаял, как собака. Мы услышали, как его стул рухнул на пол. Джордж грязно выругался. Джулс хотел подняться к нему, но я схватил его за руку и не пустил. Нам оставалось только слушать. И мы слушали до самого конца. До тех пор, пока не стихли грохот стула и крики. Мы ждали. Долго ждали. Потом вместе поднялись на второй этаж, вслепую отключили магнитофон и лишь после этого открыли глаза. Увидели, что осталось от Джорджа. Он так рвался из пут, что они прорезали его мышцы до костей. Не тело, а глазурь на торте – кровь и кожа слоями поверх веревок на груди, на животе, на шее, на руках и ногах. Феликса стошнило, а мы с Доном опустились на колени рядом с Джорджем и начали убирать. Когда закончили, Дон заявил, что кассету надо сжечь. И мы сожгли. Пока она горела, я думал, что с ней горит первая серьезная теория. Через какую призму ни смотри на тварей, они тебя изведут.
Мэлори молчит.
– Знаешь, а ведь Джордж был прав. Ну, в какой-то мере. О тварях он говорил задолго до того, как их впервые упомянули в новостях. Он до чего-то докопался. Может, если бы действовал иначе, Джорджу удалось бы изменить мир.
В глазах у Тома стоят слезы.
– Знаешь, что меня особенно пугает в этой истории?
– Что?
– Всего за пять часов работы камера что-то зафиксировала. Мэлори, сколько же их там?
Мэлори смотрит на одеяла, закрывающие окна. Потом снова на Тома. Он доводит до ума заслонку для лобового стекла. В столовой негромко играет музыка.
– Ну вот, надеюсь, что-то подобное поможет, – говорит Том, поднимая свое изобретение. – Джордж погиб, но останавливаться нельзя. Смерть Джорджа Дона напугала. По крайней мере, надломила.
Том встает, держа в руках громоздкую заслонку. Что-то трещит, заслонка разваливается и падает на пол.
Том поворачивается к Мэлори.
– Останавливаться нельзя.
Глава 13
Феликс идет к колодцу. В руках у него ведро, одно из шести имеющихся в доме. Ведро деревянное, из-за черной металлической ручки кажется старым. Оно тяжелее других, но Феликс не ропщет, ему это даже нравится. Оно, мол, стабильности придает. Один конец веревки Феликс привязал к поясу, другой – к шесту у двери черного хода. Веревка длинная, ненатянутая. Часть ее постоянно задевает брючину и ботинки. Феликс боится споткнуться, поэтому левой рукой отодвигает веревку подальше от себя. Он в повязке. Обломки багетов ограничивают тропку и не дают с нее сбиться.
– Точно игра в детстве, как бишь ее, «Операция»? – кричит он Джулсу, который, тоже в повязке, ждет у шеста. – Помнишь? Как коснусь ногой дерева,
