Зона откаблучила занятную штуку-шутку. Красные добивали бомжей Роммеля. Добивали как могли, даже натурально откручивая одному голову. Заживо.
Уизли порскнул к Урфину, спрятался за спину. Только тот не обратил внимания на пацана. Жив, и хорошо. Куда больше его занимали две фигуры. Одна ближе, другая посреди двора.
Роммель, морщась от боли в вывернутых за спину руках, зыркал во все стороны глазами. Высоченный, пухлый, в длинном плаще, злобный Роммель. Копатыч, не глядя на него, просто взял за шкирку и швырнул к своим и к сталкерам, сбившимся в группку у входа. И Урфин его полностью понимал. Его самого Роммель тоже не интересовал. В отличие от твари, стоящей дальше. В отличие от Крома.
– Поединок, мать его… – буркнул Копатыч, покосившись на Урфина. – Понимаешь, Урфин? Зона хочет поединка. Твою мать!
Урфин не ответил. Смотрел на чудовище, виденное один раз. Когда умер Бибер.
Кром стоял посреди площадки у входа. Стоял, не скрываясь и не прячась. Позвякивал цепью и чиркал о бетон четырехгранным наконечником-гарпуном, венчавшим темные звенья. Чирк-чирк, сталь высекала искры, вроде бы даже шевелясь еле-еле, как сытая змея. Чирк-чирк, мороз пробирал до копчика. Каждого стоявшего на крыльце.
– Никакой стрельбы… – бухнул Копатыч. – Хоть одна сволота ствол поднимет… башку сам выдеру.
Никто и не собирался. В Зоне свои правила. Зона помнит всех и каждого. И ничего не забывает. Вызов брошен, так выходи так же, как вызвавший. Даже если это чертова легенда, неубиваемая и неумолимая.
Кожано-грубое лицо-маска неподвижно. Швы, толстые и грубые, соединяли сразу несколько скальпов, кусок противогаза и даже чью-то нижнюю челюсть, торчавшую низом хоккейной маски. Клыки, явно нечеловеческие, чуть поблескивали, отполированные любовно и нежно.
Громада в чудовищных размеров плаще ждала. Храбреца, рискнувшего выйти против него. Кром редко выдыхал, чуть булькая. Утренний холодок давно развеялся, но от чудовища сильно парило. Дыхание, густое и утробное, вылетало плотным белым облаком, окутывая голову почти паровозным паром.
Чирк-чирк…
Копатыч, заложив огромные большие пальцы кистей-лопат за пояс, смотрел на него. Времени для ответа было сколько угодно. Ровно до момента, когда серое хищное желе доползет до внутренностей Привала. Сволочага Роммель, устроивший маленькую и ни хрена не победоносную войнушку, лишил жизни всех. Привал стоял, уже умерев и превратившись в склеп. После «серой слизи» его уже не восстановить.
Баркас, почти совсем посеревший, еле держался на ногах. Урфин, глядя на него, не знал, что делать. Совершенно. Без помощи Копатыча никто ему не откроет и даже не покажет ход за пределы Привала. И просто уйти не получится. Ты в Привале? Выполняй правила хозяина. Все во двор, смотреть мясорубку и ждать самое страшное местное лихо? Ты с ними, чувачок, не хлюзди. Жди своей участи истинным самураем. В случае чего патроны в ТТ еще есть. Успеешь застрелиться.
– Ну, народ… – Копатыч развернулся к своим. – Кто рискнет? Дело благородное. Остальные смогут уйти. Ну?
Зона для них давно живое существо. Слышал ли ее голос Копатыч, единственный, кто мог бы справиться с Кромом? Наверное, что-то такое он точно слышал. Иначе здравый смысл взял бы верх. Бежать?
Урфин только усмехнулся мысли, такой вроде бы умной, но такой глупой. Управляться со своим странным оружием Копатыч умеет мастерски. Очередь «семеркой» в спину успокоит навсегда. И Копатыч честно предупредил: остальные выживут.
Урфин покосился на сереющего Баркаса. На жмущегося к нему же Уизли. На Чуму, уже готовую сделать шаг вперед и ищущую глазами хотя бы какое-то серьезное оружие.
И шагнул, толкнув в сторону кого-то из незнакомых бродяг. Потому как по-другому не выходило. А так для Баркаса есть шанс. Глупо? Да просто пиз… очень.
– Стой.
Это сказал не Копатыч. У него точно голос богат и красив, пусть и по-своему. Но не женский. А такой, бархатный, низкий, идущий из груди, есть только у одной женщины в округе.
Два с небольшим метра тугих стальных мускулов, свитых в канаты. Ей позавидовала бы каждая из дев, упрямо жмущих железо и качающих мышцы. И удивительно гибкая для веса за сто двадцать с чем-то. Волосы в пучок, пирсинг, камуфлированные брюки, и все. Воин с грудью, вогнавшей в краску любую силиконовую порностар, если бы та увидела. Фитоняша. Появившаяся из подсобки. С талией, перемотанной не иначе как тремя банными полотенцами, державшими кровь. И с пожарным поясом, державшим их самих. И с длиннющей пешней на плече.
Копатыч дернулся к ней, потянулся всем медвежьим телом, одновременно злобно смотря на Урфина. Та лишь качнула головой, сжав губы. Остановилась рядом с Урфином, смотря на него, как воспитательница на подготовишку. Сильно сверху вниз. Провела ладонью, спокойно накрывающей все лицо Урфина вместе с бородой. И подмигнула.
– Уходите. – Она крутанула пешню, со свистом разрезав воздух. – Копатыч, ты обещал отпустить остальных. Зона получит своего павшего бойца. Кровь прольется, и жизнь уйдет, как ей хочется.
Копатыч кивнул, подзывая смуглого врача Самсу. Шепнул на ухо, кивнул на толпу у крыльца и за стену. За ней булькало все ближе и ближе.
