Действительно, языческий храм семьдесят лет назад разобрали – когда стали продавать участки вдоль прорытых от водотока Шаджи каналов. Но каков законник из этого кафира, подумать только, нерегиль, оказывается, разбирался в тонкостях шариатского права…
Люди сердито перешептывались, кивали друг другу черными высокими чалмами. Все еще стоявший на коленях мулла с оголенными плечами открыто плакал, утираясь исхудавшей рукой. Этого аль-Мамун нерегилю спускать не собирался. Ненавистникам веры во главе с матушкой следовало показать, что законы Али писаны только для тех зиммиев, что признают главенство и могущество правоверных. Ибо это – твердое основание, на котором стоит ашшаритское государство.
И вдруг послышался голос другого свидетеля из свиты таифских просителей:
– Это еще не все, о эмир верующих!
По тому, как притих зал, халиф понял, что матушка кое-что утаила. А за уклончивыми словами донесений барида – «среди жителей Таифа ходят страшные слухи, столь непотребные, что пересказать их не поворачивается язык верующего» – кроется еще одна страшная новость.
– Говори, – тихо приказал он.
Невысокий бедуин в рыжеватом бурнусе выступил вперед и громко сказал:
– Твой нерегиль, о халиф, не только восстановил старую каабу. Он принес в ней жертвы.
В Зале Мехвар повисла страшная тишина.
Бедуин шумно сглотнул. И сказал:
– Мое имя – Батталь, Батталь ибн Фарух. Свидетельствую – нерегиль принес в жертву шесть правоверных. Зарезал у жертвенника Манат. За мной стоят четверо уважаемых ашшаритов, готовых засвидетельствовать совершение ужасного злодеяния.
Собрание ахнуло – и взорвалось возмущенными и горестными криками. Некоторые упали на колени, разодрали на себе одежды и подняли руки, моля Всевышнего совершить месть и защитить ашшаритов.
Так, значит, это правда, кивали друг другу придворные. Значит, слухи не врут. Аль-Кариа сорвался с цепи и занялся излюбленным делом – избиением правоверных.
Аль-Мамун почувствовал, как пересохло в горле. К такому обороту событий он оказался не готов. Что там говорила мать? «Тарик – волшебное существо…»
Конечно. Конечно. Волшебное существо. А ты – дурак. Ты дурак, Абдаллах.
Зачем отказался от первоначального намерения?! Зачем поддался уговорам матери?! Нерегиля нужно было усыпить! Усыпить еще в Харате! Ты же всегда полагал, Абдаллах, что обращение к потусторонним силам не приносит добра. Никогда не приносит. Человек – существо разумное. И разума вполне достаточно для совершения человеческих дел! А волшебные трюки – соблазн. И великое бедствие. Именно. Великое бедствие. Аль-Кариа.
Халиф поднял руку с жезлом.
Катиб у подножия тронного тахта споро вытащил из башмака свиток, развернул и макнул калам в висевшую на запястье чернильницу.
– Правоверные! – Иногда аль-Мамуну казалось, что все эти лица, подобно подсолнухам разворачивавшиеся на его голос, обращены не к нему, а к какой-то бестелесной субстанции, очищенной от привходящего и временного. – Во имя Всевышнего, всемилостивого и милосердного, и во имя Пророка, да пребудет с ним благословение Всевышнего! Подобные дела вопиют к небу и нуждаются в поправлении! Вы, Шамс ибн Мухаммад и Хилаль ибн Ибрахим, не плачьте! Хаджиб проводит вас в диван хараджа, где вам выпишут надлежащие бумаги на получение пятисот динаров, новой одежды, двух верблюдов и фуража для животных, достаточного для обратного путешествия!
Оба несчастных протянули к нему руки и заплакали от избытка счастья.
– Что касается нерегиля, то, клянусь именем Справедливого, его деяния не останутся безнаказанными! Не пройдет и месяца, как убийца верующих предстанет передо мной в оковах и даст ответ за свои преступления!
Собрание разразилось восторженными кликами.
Аль-Мамун медленно кивнул.
– Подойди ко мне, о Абу Хасан, – подозвал он главного вазира.
Тот опустился на свою официальную подушку, взблеском перстней подзывая катиба с бумагой и чернильницей.
– Напиши от моего имени фирман, о Абу Хасан, – негромко сказал халиф умному, как старая гюрза, бородатому Амириду. – Напиши в нем так, как положено – для нерегиля…
Маленькие, обрамленные морщинами глазки вазира понимающе прищурились. Голосящих от радости и призывающих благословения Всевышнего оборванцев уже выводили под руки. Все смотрели на них, а не на халифа, отдававшего самое главное на сегодняшний – и не только на сегодняшний – день распоряжение.
Собрав брови у переносицы, аль-Мамун продиктовал:
– Я приказываю отряду лучших воинов гвардии отыскать нерегиля, взять в оковы и доставить в столицу. Для нерегиля пиши: «Приказываю сдаться подателю сего письма и не чинить сопротивления».
