Тарик в зеркале опустил край платка, сморщил нос и широко зевнул, прикрывая рот ладонью. Спутника своего он догнал мгновенно. И принялся что-то ему втолковывать, насмешливо кривя губы и тыча зинджу в грудь острым пальцем.
– …Эй! Рами, эй! Чего расселся?
Самийа продолжил рыться в земле с отрешенным видом. Потом долго смотрел на сыплющийся сквозь пальцы песок.
Сумеречника прозвали Рами, Стрелок, но кое-кто за глаза звал его попросту Маджнуном – дурачком то есть. Самийа слегка не в себе, решили люди: Рами подолгу бродил вокруг стойбища, таращась в ветреный горизонт и бормоча себе под нос. С кем он разговаривал – тут мнения разнились. Кто болтал, что сумеречник водит компанию с джиннами, а кто стоял на том, что никаких джиннов тут отродясь не водилось, все джинны, как известно, живут в Руб- эль-Хали и в южных вади на границе с Большой пустыней. Так что многие считали, что самийа попросту повредился в уме от бойни этой их лаонской бесконечной и вот теперь ходит, кружит, своих мертвых из пыльных смерчей выкликает. Такое уже приходилось видеть, и старейшины полагали, что сумеречник долго не заживется.
Сам-то Антара считал, что Рами не более безумен, чем он сам. Потому что, раз подслушав ровное, как посвист ветра, бормотание на чужом, переливистом языке, Антара уловил созвучия – и рифмы. Самийа сочинял стихи – вот и весь секрет и все джинны.
Однако сейчас он что-то заковырялся.
– Эй! Рами! Эй!
О, услышал. Когда Стрелок догнал его, Антара поинтересовался:
– Нашел чего?
Рами с удивлением вытаращился. И тут же раззевался.
– А что ты все время роешься?
– Я не роюсь, – дернул плечом самийа.
– Роешься!
– Не роюсь!
– Копаешься!
– Не копаюсь!
Антара остановился.
– Нет, ну а чего ты сидел там?
Рами, явно недоумевая, обернулся туда, куда он показал:
– Там?..
– Тьфу на тебя! – рассердился Антара.
А может, он и впрямь сумасшедший, кто их разберет, аль-самийа не люди, у них, может, вообще все по-другому.
– Аааа, там, что ли? – неожиданно просветлел сумеречник. – Да ничего особенного я не делал. То есть делал, но то же, что и всегда. Впрочем…
И, вдруг нахмурясь, принялся заматывать лицо платком – с отрогов Аджи несло крупным секущим песком. Закашлявшись, Антара последовал его примеру.
Сквозь толстую ткань послышалось глуховатое:
– Как у вас говорят? Думал прямо, оказалось криво?
Антара хмыкнул.
Стрелок хмыкнул в ответ:
– Вот и со мной так: я думал, мне удача выйдет, а вышла только пыль в морду и пустые руки. Горы эти и равнина вокруг – старое, сильное место.
Антара кивнул: еще бы. Святые горы-близняшки, кто ж про них не знает.
– А мне в руки здешняя сила не идет. Не держится в ладонях. Пусто мне тут.
Почему-то он сразу понял – самийа говорит о своем волшебстве. Рами и впрямь не сумел показать ни одного колдовского фокуса, на которые, говорят, так горазды сумеречники. Ни глаза отвести, ни козу пугнуть, как говорится. Если б не ловкость кошки да странноватая большеглазая морда, Рами казался бы совершенным человеком. Впрочем, может, врут все про сумеречников и их волшебство? Может, они как мы? Вот люди, с джиннами встречавшиеся, так и говорили: живут, мол, джинны совсем как люди, женятся, детей растят, Всевышнему поклоняются… Может, аль-самийа тоже не слишком с человеком разнятся?
– Ага, – мягко проговорил Рами.
И потянулся к чехлу с луком.
Попытавшись проследить его взгляд, Антара долго щурился. Наконец, среди желто-серых откосов, он приметил рыжеватый промельк.
Пятно дернулось. И скакнуло.
– Козел! – счастливо ахнул он.
