И сумел уклониться от рассекшего воздух лезвия – один раз. Потом его удалось полоснуть по руке, а потом – по лицу, глубоко. Зиндж с хрипом осел на камни.
Куча-мала, вопя, покатилась, и пришлось снова прыгать.
Воевавших на западе с альвами учили: если альв прыгает вверх, кувыркаясь, – это хорошо. Тебе. А альву – плохо. Значит, не справляется с круговой обороной. Кстати, сородичи Тарега знали эту закономерность и, описывая трудность схватки, говаривали: «Пришлось мне попрыгать». Наоборот, то есть «Даже покувыркаться не пришлось», не говорили. Потому что все знали: этот фокус сходит с рук один. Ну два. Ну три раза. Но, если ты уже кувыркаешься, а помощи нет, значит, дело плохо. Даже самого ловкого «танцора» можно достать копьем, если он устал.
Тарег устал. Шлепнулся под брошенное – в грудь метили, уже не до шуток – копье, покатился по камням. Последний раз он так прыгал в Красном замке. Но в Красном замке его выручил человек. Аммар.
Земля под ним затряслась – налетали конники. Новые вопли, резкие крики, свист.
– Вон они! Бейте воров! Они угнали нашу лошадь!
Люди Азама заорали в ответ и бросились кто врассыпную, а кто наперерез нападающим.
Мутайр нашли, где переправиться через вади. Отлично, теперь людям Азама будет чем заняться и без сумеречника. Все, красавцы, разбирайтесь без меня.
Тарег пригнулся и быстро побежал, лавируя между дерущимися. Прочь, прочь отсюда. В становище гвардейцы, в пустыне – обозленные хозяева Дахмы. Нужно держаться подальше от тех и других.
Отбежав на приличное расстояние в ночь, Тарег с облегчением выдохнул и ссыпался на землю, оползая спиной по одиноко стоявшему высокому камню.
Камень оказался теплым и мягким, зашевелился, сдвинулся, и нерегиль упал навзничь.
– Ты очень вольно толкуешь свои обещания, рррр… – Из темноты склонилась огромная, красноглазая, капающая слюной морда Манат. – Давал слово не бросаться, а бросился, ррррр…
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза – он, лежа на спине, она, нависая, как над цыпленком.
– Я что говорр-рила?! – наконец, прорычала Манат, и Тарег заорал, потому что когтистая лапища вцепилась ему в волосы и вздернула на ноги:
– Уважаемая! Ай!.. Что вы делаете?!..
– Я тебе перр-редала, чтобы ты стоял и смотрррел!.. – проклацала пасть. – Перр-редала, что сама все сделаю! А ты не выполнил мой пр-риказ! Бр- росился на людей!
И Манат нагнулась, проходясь по брылям длинным розовым языком:
– Рррр…
– Почтеннейшая! – глупо задрыгался Тарег, тщетно пытаясь отвернуться от надвигающихся, обвисших слюной челюстей. – Что за шутки! Мы на такие услуги не договаривались! Найдите себе другого охотника целоваться!
Если не загрызет сейчас – значит, никогда не загрызет. А если загрызет, то сейчас, не откладывая. Такой наглости, как у тебя, Полдореа, боги не спускают.
– Д-дурр-рак! – рявкнула богиня, на мгновение замерев. – Я тебя не поцелую! Я тебя загр-рызу!
И, разинув пасть, прихватила зубищами горло.
Мустафа, скособочась на спине лошади – достали дротиком в бок, суки, да и вся грудь в кровище, исполосована, рубаха клочьями висит, – повелительно махал рукой: давайте, давайте, мол, скорее, обдирайте трупы и убираемся отсюда!
Они узнали самое главное: Дахму угнал Авадов черномазый сынок. Хотел завернуть в становище, но – прохрипел зиндж-невольник, прежде чем испустить дух, – поспорил со своими и решил убраться с бесценной добычей подальше. Ну что ж, далеко не уедет – все посредники, способные выложить деньги за кобылу-жемчужину, сидят сейчас в аль-Румахе. Дальше ярмарки не уедешь, Антара ибн Авад. Кобыла приметная, как приведешь ее – сразу пойдут разговоры. И мы тебя сцапаем.
А чтоб папаша твой был посговорчивей, а посредники пословоохотливей, мы еще и живности вашей прихватим. Либо шейх пожелает скотину вернуть и сам отыщет Дахму и накажет непутевого сыночка, либо посреднику пригоним стадо барашков, и ему разом станет выгоднее вернуть Дахму законному владельцу.
Мустафа, кривясь от боли, важно кивал горячащим лошадок сыновьям:
– Аяз, ты ведешь верблюдов, остальные пусть гонят коз и баранов!
Старшенький, Аяз, радостно осклабился, и Мустафа, поглядев на стадо, понял, почему.
Верблюды бану суаль бежали мимо, один за другим, а за ними бежали приглядывавшие за скотиной чернокожие рабыни – целых пятеро. Рысят следом, не бросили верблюдов – хорошие, преданные невольницы. И быстро бегут – сильные. И бедра у каждой широкие, хорошие бедра, так и ходят ходуном на бегу. Хорошие рабыни, им и вонзить приятно, и работать хорошо будут.
