Мир в глазах Тарега накренился и с трудом встал на место. Пришлось помотать головой, чтобы прогнать ощущение бреда. Нищий старик-бедуин цитировал знаменитейший – и самый спорный из написанных в последние десятилетия – философский труд. Ибн Туфейль, «Повесть о Хайе ибн Якзане». Тарег укусил себя в губу – проверяя, не спит ли он, мало ли, сейчас он откроет глаза, а за спиной шумно дышит верблюжья громада.
Подойдя совсем близко и принимая листочки, старик глянул в лицо «юноше» и, понятное дело, ахнул. Шарахнулся назад, наступил босой ногой на острый камень и с жалобным вскриком упал.
Бумаги, естественно, тут же разлетелись белыми перышками.
Ползая по дну ложбины в поисках беглых листков и бережно сдувая с них пыль, Тарег принялся декламировать из того же трактата:
– «Но недолгое время он был в таком состоянии…», фух-фух-фух… – Тарег пофыкал на листик. – «…К нему вернулись чувства, и он пришел в себя от этого состояния, похожего на обморок. Ноги его скользнули с этой стоянки, пред ним предстал мир чувственный…» – Тарег снова старательно подул на бумагу, – «…и скрылся мир божественный, так как соединение их в один и тот же момент невозможно. Ибо мир здешний и мир будущий – как бы две жены: если ты удовлетворил одну, то разгневал другую».
Обретший дар речи знаток философии закхекал в старческом смехе:
– Воистину, неисповедимы пути Всевышнего! В диком становище обитателей пустыни я встречаю знатока суфийского калама в образе сумеречника! Ох…
И старец, морщась, потер ушибленную ногу.
Бережно поймав за крылышко последний листок, Тарег подошел к сидевшему на камнях человеку:
– Это еще один трактат о соединении, о шейх?
И осторожно протянул тому треплющуюся под ветром кипу страниц.
– Нет, – улыбнулся старик. – Это словарь.
– Словарь?..
Видимо, полное ошаление на лице сумеречника читалось так же хорошо, как и на человеческом, потому что старик закхекал еще веселее:
– А что тебя удивляет, о благородный юно… ох. М-да…
– Местные люди зовут меня Рами, – решил выручить его Тарег. – Удивляет меня то, что в становище есть грамотный человек, к тому же обладающий запасом бумаги. А уж словарь…
И точно, теперь, заглядывая сверху вниз в исписанные листы, он понял, почему ничего не сообразил сразу, – два столбца. Слова разделялись на две четкие колонки. В одной – редкие строчки. Напротив – обширные абзацы комментариев.
– Это толковый словарь ашшари, мой сумеречный друг, – улыбнулся старик. – Я очень признателен вам за сноровку и помощь – вы спасли труд последних лет моей жизни!
И принялся подниматься на ноги. Тарег мгновенно подхватил сухонькую лапку.
– Ох… Весьма признателен за заботу, о ю… ох… Вы, верно, и не знаете, что последние словари нашего благородного языка – в том числе и составленные скромными трудами этого ничтожного раба Всевышнего! – отнюдь не полны! Живя бок о бок с этими людьми, вы обнаруживаете кладезь истинной, не испорченной парсийскими заимствованиями ашшаритской речи, которой и внимал благословенный Али… Ой!
Составитель словаря жалостно вскрикнул и припал на одну ногу.
– Вам не следует ходить без сандалий, почтеннейший, – выговорил старику Тарег. – Эдак вы когда-нибудь себе что-нибудь сломаете. Или разрежете до кости, и здешние коновалы не справятся с раной – загниет, попрощаетесь с конечностями…
– На все воля Всевышнего, – смиренно ответил знаток ашшари и, с силой опираясь на руку Тарега, заковылял дальше.
Стопку листков он крепко зажал под локтем. Склон ложбинки круто забирал вверх. Неожиданно улыбнувшись, старик добавил:
– А сандалий, о юноша, у меня нет! Всему виной судьба, отвернувшаяся от ничтожного раба Всевышнего ради посланных испытаний!
– Как вас зовут, почтеннейший? – вдруг начиная понимать, что к чему, тихо спросил Тарег.
– Перед тобой ничтожнейший из слуг Всевышнего, раб Всевышнего Юсуф аз-Захири, – безмятежно улыбаясь, ответил старик.
И тут же уперся взлядом в землю, высматривая предательские камни и ямы – не наступить бы.
Тарег резко остановился. Развернулся и заступил старику дорогу. Тому пришлось задрать изумленное лицо, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Что вы здесь делаете, почтеннейший? – так же тихо поинтересовался нерегиль.
– О, – беспечно отмахнулся худенькой лапкой Юсуф ибн Тагрибарди ибн Али аз-Захири, величайший и самый почитаемый в халифате знаток ашшари, грамматист, языковед и философ. – Это долгая и скучная история, о юноша! Поверь мне, старику, она не стоит твоего внимания…
– Вас захватили три года тому назад во время нападения на караван паломников, следовавший из Мариба в Ятриб, – четко выговорил Тарег.
Старик замигал подслеповатыми глазами:
– Д-да… но… откуда ты знаешь об этом, о…
– И все эти три года вы находились в рабстве у бедуинов? – стараясь не скрежетать зубами, выговорил Тарег.
