– Замолчи.
Тарег обернулся и смерил бедуина взглядом.
– Молчи и слушай. Или не слушай. Ковыряйся в носу. Не мешай нам.
Лайс обиженно притих на горбу шумно дышащего верблюда. Тот потянулся к колючке и принялся жевать ее мягкими пушистыми губами.
– Это святые места, – жалобно пискнул языковед. – Святые места! Сюда… сюда заказан путь язычникам!
И тут же осекся, быстро втянув голову в плечи.
– Я это очень хорошо заметил в Хайбаре, – мрачно ответил Тарег. – К тому же вдруг это правоверный аждахак?
– Не кощунствуй! – снова пискнул аз-Захири, пугаясь собственной храбрости.
Годы, проведенные в стойбище кальб, научили его нерушимости причинно-следственных связей: ты говоришь неприятную правду, а потом тебя бьют. Языковед ожидал от Тарега затрещины.
– Молись своему Всевышнему, чтобы этот дракон не оказался паломником, также стремящимся в Медину, – дернул плечом нерегиль.
Слоистые скалы Улы сменились каменными осыпями «благословенной долины» – Мунтазах Байдах, приводящая путника прямо к святыням, истомно таяла под неярким осенним солнцем.
Громадная пустошь неоглядным песчаным полотном тянулась к горизонту. Справа вставали конусовидные безжизненные холмы, слева они подползали грядами, словно поджидая удобного момента, чтобы подкрасться ближе. Над щебенистой землей колыхались колючие кусты: казалось, их высадили ровными рядами ради оживления бесприютного пейзажа. Мягкий песок Улы, натекающий под ветром ребрышками-грядками, сменился каменной россыпью, больно ранящей босые ступни.
Споткнувшись и отбив в очередной раз правую ногу, Тарег сдался. Сел на землю прямо посреди дороги и принялся баюкать ушибленный большой палец. Его спутникам пришлось спешиться и раскинуть походный тент.
Устроившись в тени и жуя финики, они пригляделись к окрестностям.
И Лайс вдруг сообразил: вон те темные пятна под склоном рыжеватой горки справа – походный лагерь таких же путешественников! И быстро погнал к ним верблюда. Остатки фиников бедуин забрал с собой: ну как же, нужно обменяться дарами со свободными сынами пустыни, обычай есть обычай…
Вернулся он очень быстро. Глядя, как мчащийся обратно Лайс колотит верблюда палкой, аз-Захири аж застонал:
– Ой, плохо, ой, плохо, ой, что будет, судьба отвернулась от нас, жестокая насмешница…
– Хватит стонать, – злобно прошипел Тарег, щурясь на заплывающий дымкой горизонт с одинокой фигуркой всадника.
Неяркое солнце и пересекающие землю тени облаков скрадывали силуэт, и казалось, что Лайс сам собою плывет над жухлой травой и песками.
Бедуин разродился новостями, еще не успев поставить верблюда на колени:
– Ужасное бедствие! Карматы! На Медину идут карматы! Эти люди – из племени таглиб, все роды снимают шатры и бегут куда глаза глядят! Над Асиром стоит туча пыли, закрывающая небеса! Карматская армия неисчислима!
Нелепо задирая ногу, Лайс выпростался из седла, спеша, зацепился штаниной за медные бляхи на оторочке – и с жалобным воплем завалился на бок. Коленопреклоненный верблюд продолжил отрешенно жевать что-то съедобное. Аз-Захири охнул и схватился за сердце. Лайс дернул ногой, ткань с треском подалась, и освобожденный бедуин метнулся к вьюкам:
– Скорее! Быстрее! Делаем ноги!
Языковед взмахнул ручонками и замельтешил рядом.
– Куда ты так спешишь, Лайс? – спокойно спросил Тарег, дожевав, наконец, финик.
Оба человека дернулись и одинаково обернулись на его голос.
– В Медину? – усмехнулся нерегиль. – Карматы идут туда же. А куда вы, почтеннейшие, собрались бежать из Медины?
Лайс и аз-Захири в ужасе переглянулись. Они, пусть и с запозданием, сообразили, к чему клонит Тарег.
Медина возникла на широкой и некогда оживленной караванной дороге из Лаона на север. Цепь оазисов в котловине у подножия горы Ухуд оказалась крайне удобным местом для стоянки купцов, возивших из Лаона стекло, вина и ткани. Дальше торговый путь уходил на север, к Бадру, а от Бадра тянулся через земли племен кальб, мутайр и руала, через красные дюны пустыни Дехна к благословенному городу Куфе, древней столице зайядитского благочестия. Другая дорога уходила от Медины на восток, к Хайбарскому оазису, а от него уже начинала петлять вдоль отрогов Асира, пока не переваливала через хребет. Из ущелий Асира она вытекала на плодородные влажные земли аль-Ахсы, которые еще называли житницей аш-Шарийа.
Однако главная и самая ныне знаменитая дорога вела из Медины на запад – к Ятрибу. К городу Али и долине Муарраф, к главным святыням ашшаритской веры: Черному камню каабы и колодцу Зам-Зам.
Точнее, дорога вела как раз из Ятриба в Медину.
