Юбка рвется еще больше. Мы бежим мимо колонны памятника Мелвиллу и снова на улицу.
Гэвин останавливается, и я едва не врезаюсь в него. Он ставит меня перед собой и помогает целиться.
— Там, — шепчет он. Он так близко, что его дыхание щекочет мне ухо.
Я спускаю курок. Тонкий вопль резонирует с площадью, сила фейри врезается в меня. Грудь расширяется, я распрямляю спину. На этот раз чистая радость убийства едва не оглушает меня. Едва.
Гэвин обнимает меня за талию и разворачивает, другой рукой сжимая мое запястье, чтобы направить арбалет.
— Давай!
Я не медлю, и, как только болт срывается в полет, Гэвин снова меня разворачивает. Его нога оказывается между моими, он крепко прижимает меня к себе, чтобы было проще целиться. Рукой, прижатой к моему животу, он направляет меня.
— Давай!
Я стреляю.
Так мы и действуем: Гэвин указывает, куда стрелять, а я спускаю курок. Кровь и дождь блестят на мостовой. Фонари окрашивают мрачную сцену в оранжевый цвет, их окутывает густой туман. Мокрые волосы падают мне на лицо, Гэвин снова целится моей рукой, и я стреляю. Я задыхаюсь от пьянящей радости, сила наполняет мои легкие, мою грудь. Мы кружимся снова и снова, это наш смертоносный танец. Наши ноги время от времени скользят на брусчатке, но мой прицел не сбивается.
Дыхание Гэвина теплом обдает мою шею. Я чувствую каждый вдох и каждый выдох. Мы движемся вместе куда лучше, чем во время вальса. Наши шаги становятся связанными, едиными, все более синхронными. Каждое убийство заостряет мою восприимчивость к феям. Вскоре я могу стрелять раньше, чем Гэвин заговорит, ощущая, куда именно нужно целиться.
Концентрированный вкус дыма от силы
До тех пор, пока Гэвин не разворачивает меня в очередной раз и я не слышу многозначительный щелчок, прежде чем спускаю курок. У меня закончились болты.
— Твой пистолет? — спрашивает Гэвин.
Я вырываюсь из его объятий и забрасываю арбалет в петлю за плечом.
— Он нужен мне, чтобы защищаться на пути к площади Шарлотты, — отвечаю я, улыбаясь. — Не волнуйся, у меня есть сюрприз.
Я поворачиваю колесико, чтобы активировать огнемет, и тянусь в кошель за стеклянной бутылкой. Сую ее в руки Гэвину.
— Вот. Отвлекающий маневр. Брось ее в ближайшую
На миг мне кажется, что сейчас он улыбнется. А затем он бросает бутылку через три метра. И стекло разбивается под визг
Я разворачиваюсь на звук, раскрыв ладонь, и двигаю запястьем. Смесь алкоголя и
Гэвин тянется к моей сумке и выхватывает очередную бутылку, но вой разносит ее на осколки прежде, чем он успевает ее метнуть. Проклятье! Я не ожидала этого, когда собирала арсенал. Вонь алкоголя, смешанного с
Я толкаю Гэвина перед собой.
— Беги! — кричу я, хотя и знаю, что он меня не слышит: его уши тоже кровоточат. Кровь и дождевая вода стекают с его лица, пятная ворот белой рубашки.
Мы снова бежим, расплескивая грязь по своим бальным нарядам. Воздух настолько холодный, что дыхание вырывается облачками тумана. Вой за нашими спинами затихает. Мы мчимся по Джордж-стрит, скользя и спотыкаясь на мокрой брусчатке. Голова болит так сильно, что я почти ничего не вижу. Мы бежим, а порванное мокрое платье облепляет мне бедра, мешая полноценному движению, и мышцы горят от усилий.
— Они близко?
Гэвин морщится от боли, и я понимаю, что ему тоже досталось.
— Беги, — отвечает он.
Новый город строился симметрично, сеткой. Легко путешествовать, зато нет ни узких тупиков, в которых можно укрыться, ни подземных переходов, ни темных переулков, что могли бы спрятать нас. А потому для побега он совершенно непрактичен. Улицы слишком длинные и прямые, чтобы обогнать противника.
— Нам нужно разделиться, — выдаю я между двумя вдохами.
— Что? — Гэвин изумленно смотрит на меня. — Нет. Это…
