— Я могу объяснить… — шепчу я.
Я все еще не уверена, что он сделает. Это первая настоящая эмоция, которую отец демонстрирует мне, и она ужасает.
Я не могу скучать по тому, чего у меня никогда не было.
Отец отворачивается от окна.
— О, ты можешь объяснить? Ты можешь сказать мне, почему вчера покинула бал? Почему тебя до утра не могли найти, а затем ты внезапно явилась домой на орнитоптере, и несколько человек видели тебя неподобающе раздетой с лордом Гэллоуэем?
Я болезненно ощущаю каждую секунду, каждое движение своего тела. Кажется, прошла вечность, прежде чем мой измученный лихорадкой разум сумел понять, что происходит.
О боже!
Если бы я была в своем уме, а проклятая лихорадка не началась в тот миг, когда Гэвин посадил меня в орнитоптер, я бы заметила. Я бы придумала план, как нам пробраться домой незамеченными.
Больше нет ни малейшего шанса дождаться предложения от джентльмена. Моей репутации конец. Соседи видели меня грязной, мокрой, замерзшей, одетой в разорванное платье. Я ухватилась за плечи Гэвина, когда споткнулась в саду. Слухи наверняка разлетелись лесным пожаром.
Я могла объяснить свое отсутствие на балу. Я могла сказать, что плохо себя почувствовала и должна была уйти. Но я не смогу объяснить, почему мы с Гэвином рано утром были на площади Шарлотты, и особенно свой наряд.
Я качаю головой. Слова не складываются, я не могу даже придумать ложь, которая меня спасет.
— Я-я… не…
— Что «не»? Не была одета недостойным образом? Не была с лордом Гэллоуэем?
Неважно, что я скажу. Его мнение обо мне не изменится. Он никогда не любил меня, а теперь я просто обуза, дочь, которая позволила его жене умереть и которую он никогда не сможет выдать замуж.
— Это действительно случилось, — шепчу я, на миг закрывая глаза. — Отец, пожалуйста. Гэвин… то есть лорд Гэллоуэй… он… — Мой голос дрожит, но я подавляю дрожь. — Он не сделал ничего непристойного.
Мое горло уже опухло от болезни, мне больно глотать. Я кашляю, хоть и пытаюсь сдерживаться. Глаза жжет.
Я должна бы радоваться, что не придется больше притворяться благопристойной. Я не должна об этом беспокоиться. Не должна. Но испорченная репутация — это то, чего леди боится больше всего, и мне стыдно перед памятью мамы. Мы с отцом зашли в тупик.
— Безотносительно к этому, — говорит он, — лорд Гэллоуэй любезно попросил твоей руки. И я принял его предложение от твоего имени.
Я почти не слышу его слов, не в силах собрать их воедино в своих лихорадочных мыслях. Это не может быть правдой. Просто не может!
— Прошу прощения?
— Я принял его предложение, — повторяет отец. — Ты выйдешь за лорда Гэллоуэя через две недели.
— Нет, — говорю я прежде, чем успеваю себя остановить. Это неправильно. Гэвин не заслуживает подобного, особенно после того, как помог мне.
Отец подается вперед.
— Запомни, Айлиэн: Гэллоуэй согласился жениться на тебе через две недели, и ты
Я поднимаюсь. Приходится схватиться за подлокотник, чтобы не упасть.
— Это мое будущее, не твое. Неужели мой отказ ничего не значит?
— Тогда мне остается единственное, — холодно говорит отец, — вогнать пулю ему в сердце с расстояния в сорок шагов.
— Моя честь не нуждается в защите, — говорю я. — Я сама могу ее защитить.
Отец выглядит усталым.
— Ты думаешь, дело только в тебе? В
Самообладание едва не подводит меня.
— Прошу, не надо! Не заставляй меня это делать!
Отец возвращается к своим бумагам и опять берется за ручку.
— Свадьба с лордом Гэллоуэем — это единственный возможный для тебя вариант. — Он снова смотрит мимо меня, как и всегда. — Я буду занят на этой неделе согласованием и приготовлениями. И ожидаю, что ты будешь вести себя на публике достойным будущего мужа образом. Долг превыше