мной взглядом, и, клянусь, я вижу гордость в его глазах. Киаран гордится мною!
Мое зрение затуманивается, точки танцуют перед глазами. Я спотыкаюсь. Хватка на лезвии слабеет, и нож падает на пол. Моя кожа горит так, что становится больно, а ноги едва удерживают мой вес. Я кашляю, кашляю, кашляю так сильно, что тело бьет дрожь.
Киаран помогает мне устоять, его рука надежно прижимается к моей спине.
— Кэм, твоя кожа горит. — Он отнимает руку от моей спины и видит на пальцах кровь. — И течет кровь.
Я облизываю запекшиеся, растрескавшиеся губы и с трудом выговариваю:
— Мы только что дрались. Конечно, у меня идет кровь.
Слова размытые, а мысли путаются, словно я осушила четыре бутылки виски.
— Но это сделал не я, — настаивает он. И пытается меня развернуть, расстегнуть мое дневное платье и посмотреть мне на спину.
Я толкаю его в грудь.
— Что ты делаешь?
— Прекрати заниматься глупостями и повернись.
— Нет. — Я бью его по рукам. — Прекрати сейчас же, МакКей!
— Ты создаешь сложности.
— А ты хватаешь меня, как мерзкий пьяница! — Я снова бью его по рукам. — Что ты собрался делать? Использовать на мне свои фейские средства?
Киаран смотрит на меня.
— Кэм, дай мне посмотреть.
— Я в полном порядке. Это всего лишь одна из ран с прошлой ночи.
— Она достаточно серьезная, чтобы кровь просочилась сквозь то, что на тебе надето. А теперь повернись.
Я с отчаянием вздыхаю и подхожу к кушетке. Сажусь спиной к нему.
— Хорошо. Вот, теперь ты доволен?
Киаран устраивается на кушетке рядом со мной, и я чувствую тепло его тела.
— Мне нужно расстегнуть твое платье.
— Прошу прощения? — Мои щеки горят, но сложно понять, от стыда или от лихорадки. Слава богу, он не может видеть выражения моего лица. — Ты, должно быть, шутишь?!
— В число моих умений не входит способность видеть сквозь одеяния леди.
Я мысленно возношу молитву, надеясь, что все это быстро закончится.
— Хорошо, — уступаю я. — Если настаиваешь.
Когда он расстегивает первую пуговицу, я начинаю дрожать. Это слишком интимно. Стоило только подумать, что у меня все под контролем, что мой фасад непробиваем, как он делает нечто новое, разнося все в прах. Напоминая, что я все еще человек и что ни один мужчина не прикасался ко мне подобным образом.
«Но он не мужчина», — говорю я себе.
Еще одна пуговица, и еще одна, и еще… Я пытаюсь замедлить колотящееся сердце, но безуспешно. Меня всегда учили держать определенную, вполне физическую преграду, защищающую от мужчин. Даже на балах перчатки и одежда служили мне щитом.
Ад и дьявол! Мне нужно было надеть корсет и нижнюю сорочку, но раны покрылись струпьями и сильно чесались от прикосновения ткани. И я слишком устала, чтобы возиться с нижним бельем без помощи Доны.
Я задерживаю дыхание, когда Киаран разводит края ткани. Его гладкие теплые пальцы касаются моей кожи, и я закрываю глаза. Задерживаю дыхание и надеюсь, что он не заметит, как я дрожу от этих прикосновений. Господи, мне так хочется податься к нему, почувствовать его ладони на коже… Крошечное облегчение в море боли.
«Он не мужчина. Он не мужчина. Он не… Проклятье, а ощущается совсем как мужчина!»
— Это больно?
Его голос удивляет меня. Я качаю головой, не решаясь открыть рот.
— Тогда у тебя нет иммунитета к токсину.
— К чему?
— Сиди смирно.
Я пытаюсь не позволить себе раствориться в его прикосновениях. Так вот как ощущается очарованность фейри! Испытать один момент близости — неважно, насколько краткий, — и желать большего? Я не могу забыть, что он такое. Пусть даже он ощущается как человек, но он фейри.
Пора на что-то отвлечься.
