– В какой-то мере да… но не это главное.
Перевернув тело на грудь, Лайма очистила спину от приросших корней, победоносно спросила:
– Это вам ничего не напоминает?
Всматриваясь в изъеденную кровоточащими язвами спину, Немезис заинтересованно присел. Коснувшись складок кожи, плотно обхвативших остатки костяных наростов, он не мог понять, откуда взялось чувство узнавания. Отвернув край складки, проходившей вдоль бедра мужчины, увидел там ровную гладь нежной кожи, словно это была не рана от пронзившего до кости шипа, а обычная кожная складка.
Удивленно отстранившись, воин коротко взглянул на Лайму, сияющую улыбкой триумфа сквозь замызганное кровью стекло шлема.
– Не могу понять, что это напоминает…
– Подсказка. Вернее, отгадка у вас под носом, – сказала Лайма, освещая фонарем обратную дорогу. – Сидит под усиленной охраной в карцере…
Глава 24
– Увидели разгадку бытия? – встретил улыбкой Крафт.
Со скучающим видом торговец поднялся с кресла, ловким нажатием сенсоров управления потушил проекцию, на которой перегоняли друг друга строки какого-то отчета.
– Не до шуток, – бросил воин, на ходу активируя лепестки шлема.
Уже у выхода из лаборатории, вдруг остановился и, обернувшись, спросил:
– Не хотите поговорить с причастным к проблемам вашего брата?
Из ленивого старика, со скучающим видом греющегося под софитами, торговец превратился в гончую, почуявшую добычу. Не дождавшись объяснений, он пытал Немезиса до дверей с усиленной охраной. От истуканов в зеленой броне отделилась фигура. Гудя сервоприводами и наполнив коридор лязгом тяжелой поступи, броненосец прохрипел внешними мембранами:
– За время дежурства…
– Вольно, сержант, – оборвал Немезис, всматриваясь за спину броненосца. На стене светилась проекция, транслировавшая происходящее внутри камеры, – как ведет себя пленница?
– Ничего необычного. Жратву ей дает киборг. Мясное не признает, а растительное жрет, как саранча. Не буянит, не орет.
– Ясно, открывайте шлюз. – Мотнул в сторону Крафта. – Найдите для него комплект повышенной биологической защиты…
Предбанник наполнился тревожными всполохами красных ламп. Немезис застыл в беготне обеззараживающих лучей. Дождавшись разрешающего писка автоматики, шагнул в проем тяжело отъехавших створок.
В камере все оставалось по-прежнему. Судя по белеющей в углу самодельной циновке и лежащему под ногами подносу с остатками фруктов, пленница не стремилась использовать удобства всей камеры. Но стоило Немезису переступить порог, как девчонка метнулась в угол.
Пытаясь забиться глубже в щель, она обхватила руками плотно подтянутые ноги. Блеснув настороженным взглядом, затравленно смотрела из-под водопада белых прядей.
Воин рассматривал дрожащие плечи, метания взгляда и почувствовал зарождение внутри непонятного чувства. С одной стороны, перед ним обычная особь женского пола. Очень похожа. Если бы в соседнем ангаре он не видел разгадку странных шрамов, что покрывали всю спину этого существа, старающегося походить на человеческого подростка.
Это не человек. Даже не клон. Это враждебное существо.
И результат стычки стаи с «червем» показал, насколько могущественны эти существа.
Но как-то это не вязалось с образом хрупкой девушки.
– Кто ты? – спросил Немезис усиленным внешними мембранами голосом.
Вздрогнув от вопроса, узница сильнее вжалась в угол. Укрылась с головой и завыла в голос. Спустя мгновение из-под копны волос раздался всхлип, а следом сдавленный крик:
– Кха-нарт! Твори обряд…
Девчонка вспорхнула птицей, схватилась за полотнище балахона и с треском рванула разрез. Ветхая ткань старого хлопка разошлась, оголив для неминуемого удара побелевшую грудь. Застыв с гордо поднятой головой, девчонка еще сильнее зажмурилась в ожидании неизбежной, но спасительной смерти:
– Великая Праматерь! Я иду к тебе!
– Кха-Нарт? Обряд? О чем ты?
Но девчонка ничего не слышала, что-то горячо шептала пересохшими губами, беззвучно повторяла непонятные слова. Бледная маска ужаса таяла, уступала место блаженной улыбке. Все тревожные складки разгладились, и на лице воцарились покой и умиротворение.
Медленно раскачиваясь, девчонка задергалась в каком-то странном ритме. Пробуя подвижность каждого сустава, голое тело задышало непонятно откуда взявшимся жаром. Страх и обречённость сменились уверенной осанкой. Тело задёргалось в ритме неслышной музыки.
