пса.
– Он знает ее запах. И твой тоже. Он разыщет ее на любой улице города, где бы она ни скрывалась, и притащит к тебе. А притащив, сожрет.
– В смысле… съест?
– Внутри его заключены души. Когда он поглотит ее, она станет его пленницей, и тогда всякий след ее влияния на твою жизнь сотрется без остатка. А ее душа, насколько я понимаю, попадет в ад.
Тяжело ступая, Цербер подошел к нему, его головы двигались по отдельности. Мышцы буграми ходили под его шкурой, хорошо заметные даже при скудном освещении. Малум вдохнул зловоние пса и удивился, отчего он так воняет. Одна голова склонилась над ним, едва не коснувшись его лица и обнажив собачьи челюсти. Но Малум стоял твердо, не желая отступать перед угрозой, подавляя соблазн зарычать в ответ. Две другие головы стали обнюхивать его, словно анализируя его запах с целью подтвердить что-то уже известное им.
– Я тебя не боюсь, – выдохнул Малум. Он прищурился, нутром ощущая нетерпение старой карги. – Откуда он знает, кого ему убивать? Или он будет носиться по улицам, разрывая на куски всякого, кто попадется ему на пути?
– Не больше, чем ты.
– Я выбираю своих жертв, – огрызнулся он, переводя взгляд на Цербера. – Я же не ходячая машина для убийства.
– Хм. Отвечая на твой вопрос, повторю – он уже знает ее запах.
– Ну так отошли его, и покончим с этим делом.
Сикоракс, хромая, подошла к Церберу и шепнула что-то ему в ближайшее ухо. Затем она повела его к лестнице, а Малум пошел за ними и стал наблюдать, как пес неуклюже спускается по ступеням.
Сгусток тьмы замер, выйдя на улицу, где над ним тут же закружил белый снег. Обе луны тускло просвечивали сквозь тонкое покрывало из облаков, скопившихся на западе, но над городом еще продолжала бушевать внезапно налетевшая метель. Из окон соседних домов просачивался свет настенных светильников и масляных ламп. Цербер, удивленный и, похоже, игриво настроенный, принялся взрывать лапами непривычный для него снег, но по первому слову старухи замер и весь обратился в слух.
Она произнесла еще слово, и чудовищное животное с топотом скрылось в ночи.
– Ну, ты довольна?
– Конечно, – ответила Беами. – Мне стало спокойнее и легче, когда я забрала остаток моих вещей. Хотя, подозреваю, некоторое время мне еще будет его не хватать.
– Вот как?
– Просто по привычке. Всякое изменение привычного хода вещей выбивает меня из колеи. Внутри себя я знаю, что поступила правильно; однако это не мешает мне чувствовать себя последним дерьмом.
Люпус, похоже, ожидал от нее чего-то вроде благодарности и, не получив ее, предпринял еще одну попытку проникнуть в ее мысли:
– Как считаешь, если бы я не приехал сюда, в Виллирен, у вас все пошло бы так же?
– У меня были и другие любовники после тебя, – перебила его Беами, но, поймав его разочарованный взгляд, торопливо добавила: – Они помогали мне пережить трудные времена. – «Ох уж эти мужчины с их раздутым эго…» – Когда я совсем ничего не чувствовала, еще до встречи с ним. Дело ведь не в одном тебе. И так было всегда, хоть я тебя и люблю. Просто мне было необходимо это – уйти от него. Наверное, я могла бы бросить его на время и пожить у Зизи или еще у кого-нибудь, но мне хотелось порвать с ним навсегда.
– Так я же не против, – сказал Люпус.
Он помог ей перебраться на безопасную квартиру в полумиле от Старого квартала, в доме недалеко от лестницы, ведущей вниз, к эвакуационным тоннелям, думая о ее безопасности в случае возможных боев. Ее новая комната была простой, невзрачно обставленной, зато молодая женщина могла чувствовать себя там полной хозяйкой. Он спросил, не хочет ли она позвать на новоселье кого-нибудь из своих друзей по «Символисту», надеясь и самому наконец познакомиться с ними, но она отказалась, решив, что первый вечер они должны провести спокойно, вдвоем. Поэтому, пока Беами разбирала вещи, он купил цветных фонариков и простой еды, разжег огонь. Потом приготовил традиционное блюдо рабов – как в старые добрые времена, – и они провели хороший теплый вечер. Пиво из бутылки она по-прежнему пила быстрее, чем он.
Потом, после нескольких отдающих спиртным поцелуев, они устроились на кровати, чувствуя, что повседневная жизнь осталась где-то далеко, вслушиваясь в звуки города, здесь казавшиеся более близкими, более внезапными и тревожными, чем в ее недавнем доме. Ей не нравилось, что ее новое жилье располагалось по соседству с двумя борделями, занимавшими южную сторону улицы. Он не удержался от соблазна отпустить пару сальных шуток, и скоро ее руки уже потянулись к его ширинке.
Позже она, как и Люпус, подошла к окну. Оно выходило на одну из редких в этом городе кривых улочек, разбегавшихся от Старого квартала в разные стороны. Здесь даже сохранилась оригинальная готическая архитектура, колоритно смотревшаяся в свете факелов и штормовых фонарей. Два подростка в ярких масках, видимо пьяные, прошли, пошатываясь и держась друг за друга, мимо человека в подворотне, не удостоив его даже взглядом. Их громкий смех еще долго раздавался из переулка, в котором они скрылись.
