Акула-лисица задумалась.
— Налечу,— сказала она уверенно.— Однако потом, не сразу... Пусть сначала идут песчаные акулы, а я буду наблюдать. Как только увижу, что копья перестали убивать, вот тогда я и ринусь на мальчишек!
— Ишь, какая хитрая!— воскликнула Мако.— Нет, ты ринешься первой!
— Хорошо, я могу и первой,— спокойно ответила акула-лисица,— но если меня убьют, кто будет давать тебе полезные советы?
Мако испытывающе взглянула на лисицу и ухмыльнулась. Ей очень хотелось послать эту самонадеянную длиннохвостую первой в атаку, но она права. «Акула-лисица часто бывает полезной, в то время как вокруг шныряет столько мелких тварей: плащеносных, кошачьих, леопардовых, суповых, колючих и прочих... Не акулы, а мусор. Пусть всю силу своего оружия мальчишки израсходуют на них, тогда я и сама расправлюсь с ними — проглочу целиком!» Так думала Мако, готовясь бросить в атаку на мальчишек полчища мелких акул. И кто знает, как обернулось бы дело, если бы в эту минуту в стае не появилась акула-леопард. Она сказала, что невдалеке плавает мертвый кит, огромная жирная туша, которой хватит, чтобы насытить не одну сотню акул. Сама она, по ее словам, нажралась до отвала и удивляется, как это остальные акулы до сих пор не пронюхали о таком количестве мяса.
Изголодавшиеся акулы даже пасти разинули, слушая леопардовую. Они тут копошатся вокруг каких-то людишек, а рядом плавает столько мяса! Акулы мгновенно забыли о мальчишках и ринулись туда, где, по словам леопардовой, дрейфовал мертвый кит. Мако тоже успела проголодаться и теперь мчалась впереди всех.
Юра напряженно вслушивался в акулий разговор и, когда они все сразу куда-то умчались, усмехнулся:
— Акулы остаются акулами.
— Куда это они?— спросил Петька. Ему не верилось, что непосредственная опасность миновала.
— Умчались на обед.
ГОРЬКАЯ ПАМЯТЬ КАЛКАНА
Под ребятами проносились ущелья, узкие расселины, песчаные участки дна, коралловые рифы. Когда Юре показалось, что они ушли достаточно далеко, он решил всплыть на поверхность. Долгое пребывание под водой начинало угнетать. Они поужинали консервированной мясной пастой, запили очищенной морской водой, а главное — подышали нормальным воздухом. Океан все еще был тих и пустынен. Заходящее солнце — огромный багровый шар — опускалось в воду. Поморники летели в одну сторону — на юго-запад, возвращались на ночлег к береговым скалам Мадейры. Петька провожал их задумчивым взглядом, в котором легко читалось желание последовать за птицами.
— Ну, Петр, айда вниз!.. Выберем место для ночлега.
— А, это вы?— сказал калкан.— Ну что, нашли то, что искали?
— Пока нет. Но найдем!
— Если не помешают акулы,— рассудительно добавил калкан.
— A-а, что нам акулы!— Юра с деланной беспечностью махнул рукой.— Акулы нам не могут помешать, но, если говорить откровенно, они нам досаждают!
— Вам что! У вас есть чем защищаться!— сказал калкан.
— Да, в обиду мы себя не дадим!
— А у нас единственная защита — это поплотнее вжаться в песок, сделаться как можно менее заметными.
— Это тоже неплохая защита. Мы называем ее мимикрией.
— Твой друг уже спит!— заметил калкан.— А я вот сплю плохо. Все время надо быть настороже, чтобы не проглядеть опасность.
— Знаешь, калкан, я много думаю о том, что ты мне рассказал о своих сородичах. Ты многое помнишь. Расскажи еще что-нибудь интересное!
— На память я не жалуюсь,— не без гордости ответил калкан.— И рассказывать люблю... В прошлый раз я говорил тебе о том страхе, в котором держали нас акулы, барракуды, зубатки, морские окуни. Они находили нас всюду, куда бы мы ни прятались. Печаль и скорбь стали нашими вечными спутниками...
Как-то в наши края заплыл веселый, никогда не унывающий тунец. И то сказать, с чего унывать! Он быстрый, от любой акулы уйдет, не то, что мы, несчастные... «Братцы, что носы повесили!— воскликнул он.— Жизнь прекрасна! Долой печаль — она мешает наслаждаться жизнью! Долой скорбь — она уродует ваши души! Будьте оптимистами! Чему быть — того не миновать! Все к лучшему в нашем далеко не лучшем океане. Кто может сказать, что я тоже жертва? Мне приходится постоянно остерегаться облав, которые нам, тунцам, устраивают акулы. Жизнь тунца полна тревог. А разве по нас это видно? Я знаю, Кархародон и его подручные — а их у него тьма-тьмущая!— хотят, чтобы все рыбы в океане жили по принципу: «рыба рыбе — враг!» Нашим поработителям выгодно, чтобы часть нашей ненависти к ним перекинулась на других рыб, таких же обездоленных, как и мы сами. Тогда кархародонам легче
