– Поезд движется, трудно определить точно. – Эвелина прижала обе ладони к стеклу. – Прорыв назреет к ночи, но мы удаляемся от его фокуса.
– Встаньте ближе, – велела Германика и поднесла к губам флейту.
Арвет не успел ничего сообразить, как все сошлись вокруг Германики, вещи под ноги, взялись за плечи, как греческие танцоры, и он сам в этом кругу – справа Роджер, слева Тадеуш, а он смотрит в поддельное лицо самой дорогой на свете девушки.
С первой нотой воздух загустел, поезд замер, не дрожали стекла, не стучали колеса, не звенела ложечка в забытой чашке на столе, вставал и никак не мог подняться со своего места в вагоне пассажир. Вторая нота сдвинула мир как калейдоскоп, наложила разные его части друг на друга, Арвет видел, как посреди вагона вырос призрак дерева, как из пола приподнялся каменный хребет забора, а пластик стен разошелся, пропуская угол дома, овитого темно- зеленым плющом, точно нос неведомого корабля. Мгновение две части мира были совмещены друг с другом, сквозь замерших пассажиров прорастали дуб и плющ, а после третья нота подхватила отряд Магуса, двинула сквозь пространство с невообразимой скоростью, или, точнее, пространство разжималось, возвращалось к исходному своему состоянию, как лист бумаги, который сложили пополам и вновь разгладили, и вместе с ним переносились и они – несколько песчинок, перелетевших с одного края листа на другой.
… Музыка стихла, Арвет открыл глаза – а когда он успел их закрыть? Привиделось ли ему это все?
Холодный ветер пробился в свитер, он накинул куртку, огляделся. И встал. Соратники разбирали вещи, перешучивались, а он продолжал озираться. Давно бы пора привыкнуть к Магусу, а он все не может. Человеку такое не по силам.
Как их перенесло на эту площадь, как они оказались под ветвями старого дуба, перед большим двухэтажным домом из светло-коричневого булыжника – таким же старым, как дуб, поросшим мхом и плющом?
Германика-Дженни потерла браслет на тонком белом запястье – браслет был из дутого серебра, массивный, на нем красовалось семь больших аляпистых камней – по числу цветов радуги. Камни были крупные и неестественно яркие, сразу видно, что искусственные. Германика поддела стилетом один из камней – красный, выронила на землю, наступила, растирая в пыль.
– Зачем? – не выдержал Арвет. Он избегал на нее смотреть – это было странно и неправильно, что Германика примерила чужой облик, это было чудо Магуса, привыкнуть к которому оказалось труднее всего.
– Спекся, – пожала плечами Германика. – Браслет семи песен, он позволяет использовать
Арвет понимал. Что такое
– Но только семь раз, – с сожалением сказала Германика. – Теперь уже шесть.
– Нам же надо в Нант.
–
Германика кивнула:
– Узнайте что сможете. Эвелина?
– Мы в фокусе
– Роджер, Дьюла, Арвет – вещи в гостиницу. Жозеф, Тадеуш, обойдите окрестности, Тэд, ты мне нужен во втором облике.
Тадеуш скривился:
– Холодно…
Жозеф, гнусно ухмыляясь, вытащил из кармана ошейник.
– Никогда в жизни! – вспыхнул зверодушец. – Чтобы этот пардус меня на поводке водил!
– Только ошейник, без поводка. Иначе за собаку тебя никто не примет. Волк в округе всех переполошит.
– Может, пусть он сам… – Тадеуш кивнул на Жозефа. Тот хмыкнул:
– Думаешь, леопард в ошейнике жителей успокоит?
Тадеуш страдальчески сморщился, двинулся к гостинице:
– Идем в туалет. Не на улице же мне переворачиваться…
– Держись, брат, – сочувственно пробормотал Арвет, но тут ему на ухо свирепо зарычал Дьюла, и он поспешил вслед за Тадеушом, волоча тяжелые сумки.
– Не понимаю, – пожаловался он, когда багаж занесли, на столе исходили паром чашки с чаем с корицей, а хозяин отеля, худой старик с гладко выбритым узким морщинистым лицом, ошеломленный неожиданным наплывом постояльцев, раздавал ключи и пристраивал сумки.
–
– Ты их видишь? – Роджер понюхал чай, пригубил и отставил в сторону.