Дети утренней звезды

– Хотя он не из Магуса, но Гораций всегда был отличным циркачом, – сказал Марко. Они поравнялись с вагончиком Людвига, Страж помрачнел еще больше при виде груды пивных банок под вагончиком.

– И не думай, – предупредил Марко. – На воспитание нет времени.

– На воспитание всегда есть время, – Людвиг повернул к вагончику. – Подожди меня, я быстро.

Он наступил на приступку, и вагончик тяжело качнулся к нему.

Марко пошел вперед, скрывая улыбку.

Билл Морриган в своем директорском вагончике тревожно поднял голову, посмотрел на хрустальный колокольчик на столе.

Глава двенадцатая

Дженни и Виолетта влетели в особняк позже всех, когда лекционный колокол уже отзвонил. Первую лекцию читали в большом обеденном зале, девушки с трудом отодвинули тяжелую дубовую дверь и проскользнули на задние ряды.

– Это профессор Беренгар, – шепнула Виолетта, указывая на высоченного, с тяжелыми покатыми плечами субъекта с клочковатой бородой и седыми патлами до плеч. Профессор был одет в некое просторное одеяние, которое было явно в родстве со средневековыми мантиями и римскими тогами, – скорее всего потому что не мог подобрать себе рубашку и пиджак по размеру.

Старинный паркет замка Шеворнов скрипел под тяжелыми шагами. Беренгар расхаживал по кафедре, жестикулируя и вдохновенно бормоча под нос. Периодически он разворачивался к аудитории и бросал туда обрывистые реплики: «баня Марии – это место, matrix и центр, где божественная тинктура вытекает из своего источника и начала…»… «как мы… ээ… знаем, металлы зреют в недрах земли подобно эмбрионам…»… «поскольку метод алхимии есть ускоренное время…», «как сказано в Розарии философов, который вы, несомненно читали, я вижу это в ваших пытливых глазах…».

Судя по пытливым глазам студентов, они мало что понимали. Скорца включила планшет, виртуальная клавиатура засветилась, и она бодро застучала по клавишам. Сара тоскливо огляделась. Как ей дотянуть до конца лекции? Даже Ласа за ухом не почешешь, он на улице остался. От бормотания Беренгара хотелось спать.

«Надо было драпать».

– Не будешь записывать? – изумилась итальянка.

– А ты что-нибудь понимаешь? – спросила Сара. – Я вообще ни слова.

Виолетта подмигнула ей.

– Да и я не очень, если честно, – махнула она. – Половины из его каши не разобрать. Ничего, у меня в планшете диктофон, я на запись поставила, потом разберем лекцию. И учебники закачала, так что можно будет полистать.

– Откуда? В Интернете есть учебники по алхимии?!

– В Интернете есть все, надо только уметь искать и знать, как прочесть. Я еще дома их залила на планшет.

Сара рассеянно кивнула. Карие глаза блуждали по залу, ощупывая каждую деталь, она словно напряженно искала что-то. Виолетта сосредоточилась на голосе профессора, решила, что Сара с ее чудачествами никуда не денется.

«И как мы победим в Игре пятерок? – вздохнула Скорца. – Ее как будто вообще это не печалит!»

Профессор шатался по кафедре, как заросший волосьями древний пророк из пустыни, охваченный священным безумием: потрясал сжатыми кулаками, поросшими седым волосом, он то возвышал голос на непокорные субстанции, не желающие проходить «ритуальные страдания», то понижал его, шепча о величайших тайнах, в которых материя преображается в materia prima, первоматерию, положившую начало всему миру. Глуховатый шепот разносился по залу, закатывался мелким песком в уши – не хочешь, а услышишь одно-другое слово, за них зацепится фраза, предложение… Дженни тряхнула головой. Ей это не нужно, ей надо найти алкагест! Здесь происходит что-то совсем нехорошее, голос деда был очень встревоженным.

Она вспомнила недавнюю схватку с перевертышем. Страшное и несчастное существо, бывший человек, природа которого была искажена чужеродным вторжением. Ей казалось, что в пламени его жизни были оттенки философского камня, те алые пряди, какие она видела у Фреймуса. Но что это может означать? Чем больше узнаешь, тем больше вопросов. Как хорошо, что дед научил ее выставлять малое Кольцо Магуса, во время драки удалось все обернуть так, что перевертыш случайно промахивался. Иначе пришлось бы просить, а серьга Арлекина этого бы не выдержала – капризный артефакт и так едва не отказал, когда она лечила Ласа.

Профессор Беренгар жонглировал терминами и описаниями процессов, которых она не смогла бы повторить даже под пыткой, но общий смысл она улавливала. Была ли это заслуга ясного взора, который позволял понимать речь на любом языке, или же профессор делал скидку на то, что не все владеют в полной мере основами Великого Делания, как торжественно называют алхимию адепты, не ясно. Здесь все иначе, колдуны выворачивали мир наизнанку, и привыкнуть к этому было трудно.

Для них все было наоборот. Не темники, а адепты, знатные семейства, элита мира. Не Магус, а дикари и эльфийские прихвостни. Не победа при Тальтиу, а Катастрофа.

В деталях речь профессора оставалась туманна и непрозрачна. Все эти красные и зеленые львы, черные, золотые и прочие драконы, свадьбы Луны и