– Я весь превратился в слух.
– Эта контора, которая продала вам квартиру.
– Что с ней?
– Помнишь, я хотел позвонить им вместо тебя?
– Не помню… Какая разница… Позвонил?
– Нет же! Собирался, но что-то мне будто в голову стукнуло. Еще до поездки в Подольск я проверил тот номер телефона, что ты мне дал, поиском по всевозможным доскам объявлений. А потом заглянул в реестр юридических лиц… Так вот, эта девка, Ирина Корост, похоже, далеко не рядовой риелтор. В смысле не просто девчонка на побегушках. Везде и всюду, во всех официальных документах она указана в качестве учредителя той самой фирмы, которая дает все эти объявления. Той самой фирмы, что и отремонтировала дом после взрыва.
– Хочешь сказать, что сама фирма фиктивная? Что Корост в ней одна и работает?
– ДА! И еще, самое интересное…
– Выкладывай.
– Эта молодуха и ее фирма… Они продают квартиры только в одном доме. В этом доме – и больше нигде. Сечешь?
– Погоди, дай сообразить. – По спине у Игоря пробежал холодок. В голове, в области затылка, что-то сухо щелкнуло: тик-так, тик-так. – В доме умирают жильцы, владельцы квартир…
– А она…
– А она ищет новых клиентов.
– ДА! И так раз за разом! Выгодный бизнес, тебе не кажется? Продал квартиру, через месяц-другой, через полгода или пусть даже через год владелец погибает – и вуаля, можно продавать жилье заново!
– И жить на проценты. – Игорь вскочил и потянулся к вешалке за курткой. – Мишка, ты сейчас где, все еще в Подольске?
– Выезжаю отсюда. Могут быть пробки, погодка сегодня не радует.
– Тогда закончим этот разговор! Двигай к дому, я тоже туда. Такси вызову, чтобы быстрее добраться. Все, что ты рассказал… Мишка, у меня нехорошее предчувствие.
– Так ты позвони Ольге сначала!
– Нет смысла, – из горла у него вырвался жалобный всхлип. – В проклятом доме телефоны не работают. Звука нет.
Он сплел паутину и дремал в ней, не помня прошлого, не вполне осознавая настоящее, не помышляя о будущем. В Его мире время воспринималось иначе, не как река, поток, которой влечет тебя в одном направлении, а как безбрежный океан, по волнам которого в любой момент можно плыть в любую сторону.
Здесь было по-другому. Здесь все было настолько другим, что Старый Сиделец обезумел сразу же, как только Его, оглушенного вспышкой и громом, выбросило за грань привычной ему Вселенной. С годами, находясь в заточении, попав в ловушку меж двух миров, один из которых стал для него недостижим, а другой оказался столь чуждым, Он только больше сходил с ума под влиянием нарушенной физики и перерождающейся вслед за ней химии Его собственного организма.
Он изначально был иным, но еще больше менялся по мере того, как на Него воздействовала измененная среда. И, как любой чужак в новой, непривычной обстановке, Он испытывал страх. Цвета, запахи, формы новой реальности Старый Сиделец воспринимал по-своему – и каждый оттенок, всякий аромат приводили Его в ужас. А звуки – звуки чуждого мира доставляли Ему неописуемую боль.
Спасало подобие спячки, анабиоза, в который Он погружался, спрятавшись в коконе посреди разрыва меж двух реальностей. Его сны, впрочем, были так же не похожи на сны обычных людей, как и Его родной мир не походил на человеческий. Сон разума рождает чудовищ, но что за видения приходят во сне обезумевшим монстрам?.. Ему снились люди. Ему снились их сны. Старый Сиделец сотворил для Себя сеть, и нити этой паутины, большей частью незримые для человеческих глаз, опутывали весь дом, пронизывая сами стены. Во сне Он бодрствовал, в своих кошмарах Он мог наблюдать и наблюдал за тем, что происходит в стенах Его тюрьмы, а главное – Он не только чувствовал каждого, кто сюда попадал, но Его собственные чувства каким-то образом передавались живущим в доме, а их абсолютно далекие для Него мысли и эмоции, их страхи и желания становились частью Его.
Старый Сиделец никогда не знал, не имел никакого представления о том, что такое тьма и голод, в Его родном мире не существовало таких понятий, но, оказавшись здесь, Он почивал во мраке, а когда пробуждался – хотел жрать. Его одиночество и безумие передавались жителям дома. Их физические потребности – еда, испражнения, секс – становились присущи Ему.
И это Его мучило.
Кажется, из комнаты Павлика снова доносился плач. Она не была уверена, что этот звук ей не снится, а если даже он и был реальным – Оленька слишком хотела спать. Сквозь сон она подумала, что малыш может еще немного потерпеть, пока мама дремлет. Еще пять минут. Хотя бы минуту.
Пока она так думала, с потолка спальни на ее грудь и шею, на лицо и прикрытые веки падали ласковые тонкие нити. Прикосновение паутинок было
