Затем из предрассветного зарева явились они – Серый, Василич, Янка и остальные. С луками, дубинками, ножами, осторожно выкарабкались с обеих сторон дороги. Разбившись на группы по двое, перебежками, подтянулись к нам. Последней подбежала Янка, у которой пары не было. Склонилась надо мной, обняла, поцеловала мои опухшие губы – никогда еще ее поцелуи не были так приятны, а собственная соленая кровь показалась мне на вкус слаще сахара. Она помогла мне встать. Штырь успел подняться сам, раньше, и теперь, стоя наверху, на краю оврага, смотрел оттуда на нас – и хохотал.
Я не верил своим глазам, я не видел его таким со времен… ну да, со времен нашего детства. Он смеялся, подпрыгивая на месте с поднятыми над головой руками, заливался смехом сам и лил его потоки на нас с Янкой.
– Кранты губерским… мост рухнул… завалило… – утирая слезы сквозь смех, говорил Штырь. – Дорогу-то перед Войной… к поместью… дорогу новую отгрохал, сука, а на мосту… ха… сэкономил!
Таким я его и запомнил навсегда, Штыря. Высоким, как жердь, тощим, похожим на огородное пугало уродцем, скалящим гнилые зубы на фоне багровых рассветных туч. Взорвалась хлопушка – и полы старенькой ветровки распахнулись. Талисман, с которым Штырь никогда не расставался, его книга вылетела оттуда, запестрев страницами, как голубь какой-нибудь голубиными своими крыльями. А на голой костлявой груди появилась дыра выходного отверстия размером с ладонь. Штырь подлетел вверх словно в очередном прыжке, на секунду будто завис в воздухе с широко разведенными руками… а потом упал и больше уже не поднимался.
Нет, умер он не сразу. Такие люди, как Штырь, сразу концы не отдают, даже если пробитые насквозь легкие и развороченные ребра не оставляют шансов на жизнь. Губер, видно, той же породы оказался, раз, умирая, сумел шандарахнуть со дна оврага по нему. Когда я с помощью Янки подошел к Штырю, тот хрипел, кровь пузырилась алой пеной на тонких белых губах, и с каждым мучительным вздохом бурые капли взлетали и падали, россыпью опадая на лицо и даже на покрытый болезненными пятнами плешивый затылок. Он пытался что-то сказать, но был слишком слаб, так что мне пришлось прижать ухо к его рту, чтобы разобрать слова.
– Книгу сыну… читать будешь. Как сказки. Вот они для чего… книги-то… Чтобы людей растить.
Не знаю, почему он решил, что у нас с Янкой именно сын родится. Но, как выяснилось спустя пять месяцев, Штырь угадал.
Мне кажется, он говорил еще что-то, хотя разобрать уже было сложно. Про то, что Царь Голод не вечен. Про то, что конец одного пути – это всего лишь начало другого, нового. Он смотрел вдаль, будто бы снова, по обыкновению, впадал в транс, только вместо слюны из распахнутого рта хлынула черная кровь. Потом его зрачки закатились, но тело продолжало трясти мелкой дрожью в агонии. Тогда я закрыл ему глаза, опустив лишенные волос веки, поднял с земли выроненный им кусок арматуры – и добил, чтобы не мучился.
Так вот и умер Ванька Штырлов, бывший учитель русского языка и литературы…
Стоит ли говорить о том, что с нами – мной, Янкой и другими – было дальше? Штыря схоронили в той самой воронке от снаряда, вместе с останками девочки. За бетонными стенами губерского имения нашли запасы солярки, рабочий генератор, оружие, пару ящиков самогона и много законсервированных припасов. Василич наш оказался заядлый огородник, так что на пару с женой облюбовал теплицы, ну и нас, молодежь, стал учить, как и что.
Жизнь, если так можно выразиться, наладилась. Янка родила. Сына назвали Иваном. В будущее стали смотреть… ну да, с надеждой.
Правда, незримый хронометр у меня в голове все еще щелкает. Но все реже и, в основном, по ночам. И люди иногда еще говорят во сне с Ним. Почему так? Не знаю. Возможно, причина этих ночных кошмаров в том, что мы сделали с Губером и его бригадой.
Мясо их было сочным, сладким. Янке понравилось.
Тэк-с.
Гроб на колесах
В половине восьмого утра Артем чувствовал себя отвратительно ровно в той мере, чтобы словечко «дедлайн» заиграло для него всеми возможными смыслами. Линия смерти? Определенно, он находился где-то совсем рядом.
Проснулся поздно – не по будильнику даже, по нужде. Мобила провела ночь в отключке, как и он сам, а для зарядного устройства дедлайн уже наступил, поскольку кто-то вчера, похоже, наступил на сам адаптер. По черному корпусу расползлась широкая зигзагообразная трещина, от которой пахло как от задымившего на той неделе старенького монитора. Артем не помнил, что конкретно случилось с зарядкой, но он вообще плохо помнил это
Проблема была в том, что – и это, скорее всего, понимали они оба, – когда речь идет о дизайне вебсайта для крупной госкорпорации, два часа работы запросто превращаются в шесть, восемь, двенадцать часов. Особенно если у дизайнера голова тяжелая и неповоротливая, как шар для боулинга. Артем с
