– Не обращай внимания, дочка, – махнул он рукой, а затем сцепил пальцы на столе в замок, чтобы та не заметила, как они трясутся. Конечно, Алла подумала бы, что это дрожь, свойственная старым пьяницам, но ему-то не хотелось, чтобы она так думала. Не хотелось, чтобы «дочка» запомнила его таким. – Переключи-ка лучше канал, а то нет мочи смотреть, как у нас тут все плохо.
Она щелкнула кнопкой пульта – и попала на другой новостной выпуск, где вновь показывали снос химзавода. Сан Саныч так и замер с недокуренной папироской, повисшей в углу приоткрытого рта, не в силах оторвать взгляд от экрана. По груди будто стайка крыс пробежала – он буквально сердцем почувствовал их цепкие коготки.
– Вы там работали, – догадалась Алла, приметив его реакцию. – Химичили, значит.
В ящике рушились под давлением строительной техники стены из кирпича. В морозный воздух над развалинами поднимались клубы пыли.
– Нет, не работал, – сказал Сан Саныч. Расцепив руки, бросил окурок в стеклянную пепельницу и украдкой запустил ладонь в пакет, пощупать ножичек. – Моя мать там работала.
– Как и половина города, – хмыкнула Алла, прислонясь к стойке. Она тоже увлеклась репортажем и, кажется, не обратила внимания на то, чем занимался ее единственный этим вечером клиент. – Жалко. Он же точь-в-точь старик, бомжара бездомный, всеми забытый и брошенный. Грустно, когда такие предприятия становятся не нужны ни государству, никому.
– Наоборот, хорошо, – возразил Сан Саныч. – Завод, дочка, был полусекретный, армейские заказы выполнял. То, что его прикрыли, значит только одно – воевать уже не с кем.
– Но ведь у вашей семьи с ним столько воспоминаний, наверное, связано.
– Не самых лучших, поверь, не самых лучших… Опасное производство, все эти реагенты, вещества… Мой отец в тамошних лабораториях всяким вредным дерьмом надышался так, что умер еще молодым, лет в сорок. Вся та химия, которую они прямо в речку сливали, – мы ведь пили потом эту воду, весь город пил! Стоит ли удивляться болячкам, которые на старости лет вылезают, – он вздохнул. – …Или вот жена моя, старая проститутка. Родить не могла ни от меня, ни от любовников своих. Зачать не получалось – а почему? Все оттуда же, химия и водичка.
– У меня там дед работал. Обгорел, когда людей спасал… Вы, наверное, помните тот пожар, в семидесятом. Деду тогда почетную грамоту выписали и звание героя дали, вместе с инвалидностью.
– Еще бы не помнить! Дым стоял коромыслом, такой, что по ту сторону реки в селах видали. Нас, школьников, с занятий сняли на неделю, все уроки отменили, пока устраняли последствия… Директору еще повезло, что просто посадили. Дело-то подрасстрельное – восемнадцать человек угорели. И кое-кто не от газа, а от химии тамошней, да так, что глаза полопались и легкие в труху.
– И ваш отец?
– Нет, он позже, в семьдесят пятом. Я только с армии пришел – и сразу на похороны. А меня же невеста ждала, представляешь? Проститутка старая, ну то есть тогда еще молодая. Свадьбу пришлось отложить… Хотя, может, лучше б было и вовсе отменить, ну да чего уж теперь, – задумавшись, Сан Саныч опустил взгляд на дно стакана. – А знаешь, дочка, плесни-ка еще. И тогда уж графин сразу неси, как обычно. Не хотел сегодня, но, раз такое дело, помяну чертов завод, туда ему и дорога.
– Не расстраивайтесь, Саныч, – ласково улыбнулась Алла. – Зато ваш отец пожил дольше, а не тогда еще, в семидесятом, ушел.
– Пожар-то в цеху был, не в лабораториях. И это хорошо, потому что в лабораториях у них гадость похуже водилась, чем на производстве. Экспериментальные образцы. С другой стороны, может, пущай бы и горело оно все синим пламенем.
– Всему свое время, в конце концов, – рассудила она. – Теперь-то уж там ничего не осталось.
– И то правда, – кивнул Сан Саныч, думая о матери. – Каждому свой срок отмерен.
– Щелкнуть? – спросила Алла, когда он опрокинул в себя вторую порцию и закурил новую папиросу. – Сегодня Лига чемпионов, наши играют.
– Да ну их, – махнул Сан Саныч, отгоняя дым от лица, чтобы лучше ее видеть. – Эти питерские все одно без ума играют, только бегают, как физкультурники.
Сам он, как и его отец, и дед, болел за московский «Спартак». Одинаково хорошо помнил что победный гол Шмарова со штрафного в ворота «Динамо Киев» в последнем союзном первенстве, что «черпачок» Цымбаларя в матче с «Реалом» в девяносто восьмом. Но уже не надеялся отпраздновать юбилейное десятое чемпионство и считал, что настоящий футбол в стране закончился, когда туда пришли олигархи и госкомпании с большими деньгами.
– Баночка треснула, понимаешь? – припьянев, пояснял он Алле чуть позже, когда уже шел второй тайм. – Слишком много им платят, слишком! Когда человек о деньгах думает, ему уже не до работы. Его жаба душит. От жадности все проблемы у людей, только из-за нее, поганой.
К десяти часам Алла свою работу кончала, да и Сан Санычу было уже пора, но покидать теплое местечко ужас как не хотелось. Не сегодня, не в этот раз. Стоило подумать о том, что ждало его в квартире у матери, как становилось тошно, и решимость, полнившая его на трезвую голову, поиссякла подобно тому, как опустел графин из-под водки.
– До завтра, Саныч, – чмокнула Алла его в щеку.
Старик чуть-чуть не заплакал, расчувствовавшись.
