– Вспомнил, – вдруг сказал он. – Про сны вспомнил. Это не Фрейд говорил, а Ницше.
– Что?..
– Маленькие кусочки смерти, – муж сонно заворочался. Пружины в матраце заскрипели от движения его массивного тела. Лида замерла, напрягшись. – Так Ницше называл сны. Маленькие кусочки смерти.
Звучало ужасно, хотя сейчас, в данное мгновение, в темноте, под глухой рокот усиливающегося осеннего ливня, в этом было что-то… что-то правдивое.
– Знал я одного парня… – пробормотал Олег глухо, и Лида догадалась, что он по обыкновению уткнулся лицом в подушку и уже засыпает. – Он рассказывал, про другого парня… С которым они когда-то работали в смене…
– Что?
– А?
– Ты хотел сказать про приятеля твоего друга.
– А, это… Ну… Вроде бы тот кого-то убил во сне. Ну или не во сне, не помню… Раздвоение личности там было или что-то вроде того. Кажется, отгрыз нос своей подружке… Должно быть, совала куда не следует… Когда его спросили, как он это сделал… Тот отвечал, что ничего не помнит…
Он продолжал что-то невнятно бормотать у нее за спиной, все чаще сбиваясь на сонливое сопение, а Лида лежала, поджав колени к животу, таращилась в душную темноту и думала.
Подсознание, думала Лида. Это значит, что в каждом человеке может быть скрыто что-то еще, чего сам он не улавливает, не осознает. Неведомое нечто, которое, наверное, как раз и является нам во снах, когда привычные, знакомые мысли и чувства исчезают. Когда сознание берет отпуск, место его занимает то, другое, первобытное… И его царство – это царство снов.
Но разве сны не отражают реальность? Не приукрашивают ее, будучи всего лишь мечтами? Видения того, о чем думает подсознание… О чем же втайне от самого себя мечтает ее муж, если во сне он стал себя вести так странно?
– У Юнга еще… – на секунду пробудился Олег. – Архе… архетипы… Отец, мать… Ид. В Древнем Египте, знаешь, и в Греции вроде бы тоже, люди верили, что во сне душа спускается в царство мертвых. Аид… Ид, пока ты танцуешь…
– Как ты сказал?
– Ид, Лида… Лида Ида, пока ты спишь… Амунра, пожиратель солнца, цербер о семнадцати головах стоит на страже ея, и Танатос раскрывает врата не восходу, но на закат… То-тепх, То-тепх! Арх… АА-АРГХ! – раздалось вдруг у нее за спиной. Лида повернулась и отползла в ужасе на самый край кровати.
– ИД! ТО-ТЕПХ! АААРГХ! – хрипло выкрикивал в темноту Олег, и хрип его был похож на стон.
Он скинул с себя одеяло, вытянул обе руки к потолку, скрючил напряженные пальцы и всем телом выгнулся наверх – так, как при его комплекции казалось просто невозможно: круглый живот, словно купол, возвысился над кроватью и будто бы вздулся, едва ли не готовый взорваться, лопнуть, как переполненный гелием воздушный шар.
– Проснись, Олежк, – испуганно пролепетала Лида.
– АААРГХ! АААРГХ! – выкашлял он во тьму вместе с кусочками чего-то белого, взметнувшимися у него над напряженным лицом, как перья из наволочки.
– Просыпайся! – закричала она и толкнула мужа в плечо.
– А… А… А… – Продолжая хрипло стонать, Олег накренился и рухнул на бок, животом к ней. Его лицо стало совсем пунцовым, щеки побагровели и надулись, на губах засохли обрывки книжных страниц. Олег снова закашлялся и выплюнул в нее еще больше мятой, изжеванной бумаги.
Господи, он там что, все это время, пока она не видела, жрал свою долбаную книгу, что ли?! В ответ на ее немой крик за окном оглушительно громыхнуло, и в ярком блике молний на Лиду уставились широко распахнутые, блестящие безумием глаза.
– ЛИИИДА, – простонал он. На шее Олега набухли и вздулись от неимоверного напряжения жилы. Его пальцы оказались у нее на шее и стиснули горло Лиды, кривыми крючьями вонзаясь прямо под кожу.
– Что тебе снится?! – придушенно просипела Лида, не помня себя от ужаса и боли. – Что… тебе… снится?..
– НЕ Я! – заорал он в ответ, пуча глаза и продолжая душить жену. – АААРГХ! Это не я, Лида! Не я! Я НЕ СПЛЮ!
Она сопротивлялась из последних сил, сучила ногами и руками, била его коленом в пах, в пузо, куда придется, но руки мужа все с большей и большей силой стискивали ее шею. Задыхаясь, Лида успела поймать где-то на самом краю сознания мысль, которая в эту секунду показалась ей одновременно смешной и ужасающей: за все годы их долгой семейной жизни он еще никогда не обнимал ее так страстно.
– Это не я, ЛИДА! – выл Олег, пока она задыхалась, пытаясь вырваться. – ЭТО ТЫ! ТЫ!!!
Левая рука Лиды метнулась назад, за спину, больно ударилась кистью о край столика трюмо. Пальцев коснулся холодный металл, и она схватила его, не глядя, потому что все равно ничего и никого не могла видеть, кроме пытающегося ее задушить безумца.
– ЭТО ТЫ! ТЫ СПИШЬ! ОТКРОЙ ГЛАЗА! ЭТО НЕ МНЕ, ЭТО ТЕБЕ СНИТСЯ! Я ТЕБЕ СНЮСЬ, ЛИИИДААА!
