чувствовал еще плохо, хоть и стремительно учился ориентироваться в пространстве вслепую. Ударился о бортик и обиженно засопел.
– Иди-ка сюда, – фыркнула я.
Я чесала ему спинку, животик, шейку и улыбалась, глядя, как малыш наслаждается лаской и теплом. Подоспел и Рыс, обиженный отсутствием внимания. Мы так и уснули поперек кровати, все вместе. Кажется, это становилось традицией.
Мама говорила, что нельзя спать в одной постели с животными. Но в данной ситуации Рыс и Ларан – единственные родные существа, которые были рядом. Без них спать я не могла.
«Ветер здесь завывал протяжно. И отовсюду, насколько мне было слышно, доносились неясные, но чем-то напоминающие крики, звуки. Неприятные, царапающие душу звуки. И все та же небольшая площадка, освещенная красноватым светом, на которой я стояла. Босая, в легком белом платье.
Я снова была одна. Одна среди завывающего ветра. Одна, а вокруг пугающая темнота. Совсем одна. И чувство одиночества никак не проходило, а скорее даже усиливалось.
Я снова была в Расщелине».
Три дня, пролетевшие почти незаметно, ничем особенным не ознаменовались. Меня кормили, что было хорошо, не били, что не могло не радовать, со мной не разговаривали, что не очень-то огорчало. Лишь однажды вечером в комнату, предварительно постучав, зашел Тхэш. Точнее, заполз.
– Добрый вечер, Элла.
Я читала какую-то ерунду и одновременно гладила засыпавшего Ларана.
– Привет. Что, Ладону опять требуются водные процедуры, а ты сломал ноготь и не можешь?
Наг улыбнулся:
– Сарказм тебе не идет. Хочешь прогуляться?
Я мигом отбросила книгу в сторону.
– Куда? Зачем?!
– В деревню, до утра. Нужно сходить к одной семье и помочь им. Я решил взять тебя с собой.
– А этот, – я кивнула на потолок, – не будет возмущаться, если мы сделаем ноги на целую ночь?
– Не будет, – отозвался «этот». – Я предложил Тхэшу взять тебя. Поможешь людям, поговорим об улучшении твоих условий содержания.
– Помочь? Как? И какое улучшение? – Это было еще интереснее прогулки и ночевки вне замка.
– Как помочь, разберетесь на месте. А улучшение… придумай, чего тебе хочется.
– Мне хочется домой, – тихо ответила я. – К маме.
– Увы, – сказал Ладон, – это идет вразрез с моими планами. Придумай что-то, что тебя порадует, но не разрушит мои намерения.
– Убить меня, – буркнула я. – Хорошо. Пошли уже в твою деревню, потом придумаю.
Деревня была красивой. Как-то по-особенному красивой. Она очень отличалась от Лесного. Строения были низкими, одноэтажными, с толстыми стенами и прочными, плотно закрывающимися окнами. Широкие улицы были покрыты утоптанным снегом, нетронутые сугробы искрились повсюду. В центре красовался ледовый городок, где гуляли припозднившиеся дети.
Меня поразило это селение, которое, несмотря на близость к Ладону, жило своей, вполне счастливой жизнью. Бойко шла торговля, несмотря на поздний час, из-за двери большого дома с красочной вывеской доносилась музыка.
Мы проходили через местный базар, когда Тхэш впервые со мной заговорил:
– Удивительно видеть это, правда?
– Что? – На миг я растерялась.
– Видеть эту жизнь, праздник, людей. Под гнетом ужасного Ладона. Странно, да?
– На что ты намекаешь?
Мне казалось, наг хочет что-то сказать, но не решается.
– Позже, – улыбнулся Тхэш. – Расскажу тебе кое-что, но попозже. Идем сюда.
Мы подошли к одной торговке, старой женщине, кутающейся в огромную шкуру. Приглядевшись, я увидела, что она торгует браслетами, сделанными из каких-то причудливых разноцветных камушков, чуть светящихся в темноте.
– Снежные самоцветы, господин, – сказала старушка. – Выбирай, смотри, всего серебряный стоит. Внучка плетет. Девочке твоей пойдет.
– Элла, выбери. – Тхэш подтолкнул меня к торговке.
– Зачем? – не поняла я.
– Просто выбери браслет.
Говорил наг очень настойчиво, и поэтому я посмотрела на ящик, который служил своеобразной витриной.
