– И кто это?
– Акамант. Лекарь дэймосов.
– После того как Хэл позвонила ему, нас затянуло в сон. В твой сон. Мы встретили Альбиноса. Не Логоса, не Акаманта.
– Я уже говорил, что веду опасную игру, Аметист. Тебе повезло, что я постоянно слежу за тобой. Я должен был доставить тебя к Акаманту, и твою девочку тоже. Я должен отправлять туда всех, кто связывается с ним. Все эти покалеченные ламносы, увечные крадущие, заблокированные бримы. – Он брезгливо поморщился. – Гумус. Они копаются в этом гнилье и для каждого находят применение.
Он помолчал, растирая ладонь, словно пытался оттереть с перчатки невидимые следы грязи.
– Но феристису Альбиносу очень нужна гурия. И я рискнул. Запутал след. Привел тебя к нему, а не к Акаманту. А потом ты сделал этот трюк. И, признаюсь, очень выручил не только себя, но и спас мою шкуру. Я не знал, что ты обладаешь способностью выжигать все следы, оставленные во сне, все приказы, все крючки. Так что формально я чист. Мне помешали выполнить приказ. Едва не убили.
– Альбинос знает об этой игре?
– Да.
– Зачем ему гурия?
– Он считает, что это единственная возможность справиться с Логосом. Ему нужен весь комплект дэймосов.
– Для чего?
– Я не спрашиваю. Просто выполняю приказы. Если феристису Альбиносу будет угодно, он посвятит меня во все детали плана, если нет, на то его воля. – Он погасил фанатично-преданный огонь в глазах и продолжил деловым тоном: – Сейчас в мире существует три искусителя. Ты – бывший. Хэлена – будущая. И тенебрис Мелисса – настоящая.
– Мелисса в тюрьме.
– Если бы она вышла оттуда, то присоединилась бы к нам. А твоей ученице не грозила бы больше опасность. Кстати, как долго тебе обучать Хэлену умениям гурии?
– Полгода, – ответил я не задумываясь и посмотрел на морока, так легко вырвавшего у меня ответ.
Тот ухмылялся довольно. Он знал гораздо больше, чем говорил, и более того, говорил совсем не то, что знал.
– Ты убил борца?
– Да.
– Напал на Никоса?
– Да.
– Зачем?
– Я одна из их рук, ты не забыл? Они подготавливают почву. Меняют ваш мир. Ты следишь за новостями? Перестрелка в центре Полиса, экспресс, сошедший с рельс, молодые люди травятся лекарствами, умирают во сне. На Стене какие-то проблемы. Беспорядки и фактически начинающаяся гражданская война в Александрии. Проблемы в Бэйцзине…
– Да. Я знаю об этом.
– Сколько времени продержится Полис, когда дикие орды подступят к его стенам и начнут умолять впустить их, накормить, обогреть, дать жилье и денег? И как быстро они уничтожат твой… наш народ, когда окажутся внутри? Разграбят автоматы с бесплатной едой и напитками, начнут угонять машины с автонавигаторами, потому что в них нет водителей с оружием. Полезут в дома, чтобы красть, и станут калечить или убивать тех, кто им мешает. Начнут насиловать красивых, свободных женщин и, конечно же, уничтожать их мужчин, которые станут сопротивляться.
Я молчал, потому что мысли, которые внушал мне морок, не слишком отличались от моих собственных. А он потянулся ко мне, хотел коснуться руки в жесте участия и поддержки, но не решился дотронуться – или сделал вид, что не решается.
– Я не говорю, что они плохие. Но их воспитали в зависти и злобе. Поэтому ими надо управлять. И не так, как привыкли вы. Потому что вы не знаете их. Управлять ими надо страхом. – Морок выпрямился, замер, как на картине, предлагая полюбоваться собой – виртуозным мастером по созданию кошмаров. – И чувством вины. – Его палец в черной перчатке указал на меня. – Ничто не дисциплинирует лучше этих двух составляющих. Страх и вина.
– Еще есть смерть, – сказал я задумчиво.
Он махнул рукой, сгребая это слово в одну корзину со всеми остальными плодами сада дэймосов.
– Это тоже страх.
– Так почему ты обратился ко мне?
– Ты искуситель. Ты лучший.
– Был искусителем и был лучшим, ты хочешь сказать.
– Слушай. – Он пересел ближе, скривился, вытер ладонью губы, словно пытаясь убрать с них горечь. – Аметист, только между нами. У феристиса Альбиноса свой взгляд, но я сталкивался с тобой очень близко… Эти обе – что Мелисса, что Хэлена. Нет, твоя девочка очень мила, и все такое, но она пока
