отражения.
Хэл наклонилась, опустила руку за борт и тут же отдернула, подышала на побелевшие пальцы. Вода была ледяной.
Я слегка повернул румпель, заставляя лодку огибать остров. Он всегда был здесь. Одинокий часовой посреди реки. Ветви густого ракитника торчали над полузатопленной полоской земли растрепанной щеткой.
На середине реки Хэл плотнее закуталась в куртку и сунула руки в рукава.
Я невольно вспомнил.
Феликс сидит там же, где сейчас я. Серая бандана низко надвинута на лоб, желтые глаза прищурены. Одна рука лежит на рифленом румпеле, другая на колене.
Я смотрю вперед. Скорость небольшая, но достаточная для того, чтобы холодный речной ветер раздувал волосы, а в лицо летели мелкие брызги. Нос лодки с силой пропахивал глубокую борозду в воде, разрезая ее на два белых пенных крыла.
Время от времени я оглядывался, и учитель усмехался довольно, видя мой детский восторг.
Далекое воспоминание сменилось недавним яростным образом. Гневное, оскаленное лицо, пальцы, сжимающие мое горло. «Зачем ты полез в сон?!!»
– Мэтт, – голос Хэл из настоящего, веселый, живой, теплый, вернул меня в реальность. – А что там? – Она махнула рукой, указывая вверх по реке.
– Несколько поселков. Высокие, песчаные обрывистые берега. Лес. Потом русло разделяется на два – старое и новое. Одно очень глубокое, с сильным течением, на втором много заводей, ивы склоняются над самой водой и нужно проплывать под ними, приподнимая ветви, как занавес, видно песчаное желтое дно… Очень красиво.
– Интересно, увижу ли я это когда-нибудь, – произнесла Хэл задумчиво.
– Увидишь. Если не в реальности, то в моем мире снов. Там есть очень похожий фрагмент.
Дома было прохладно. Старые генераторы едва справлялись с нагрузкой. Хэл натянула мой свитер, обернула ноги пледом, сидя на диване в гостиной, и грела ладони о чашку с чаем. Сейчас моя смелая, дерзкая гурия выглядела маленькой и ранимой. Каштановые растрепанные волосы сливались цветом с темными обоями, тело утопили под собой тяжелые шерстяные складки, из широких рукавов выглядывали тонкие белые руки, сжимающие мою чашку. Бледное лицо как страница из альбома с черно-белым рисунком, приколотым на стену за ее спиной.
Казалось, она растворяется в этом доме, полностью принимая его правила игры, больше не сопротивляясь, не пытаясь его переделать.
А еще Хэл изо всех сил оттягивала момент выхода в сон, придумывая одну за другой причины побыть еще в реальности. Согреться, выпить горячего, посмотреть новости, обсудить наши действия в мире сновидений и вот теперь впала в глубокую задумчивость.
Я присел на край стола, взял сахар из вазочки, прицелился и бросил его, метя в чашку глубоко ушедшей в себя Хэл. Попал. Она вздрогнула, когда белый пиленый кусочек булькнул, погружаясь в чай, вскинула на меня удивленный взгляд.
– Не засыпай, – сказал я ей. – Еще не время.
Наваждение рассеялось. Ученица больше не выглядела заторможенной, бледной тенью себя самой. В светло-серых глазах блеснул азарт, она огляделась в поисках того, чем бы кинуть в ответ. Не нашла и рассмеялась.
– Ладно, поняла. Я в порядке.
– Мне показалось или ты пыталась избежать неизбежного?
– Нет, но… Я не боюсь… – Хэл постукивала ложкой о края чашки, вылавливая сахар. – То есть я ненавижу чувство страха. Когда я боюсь чего-то, иду и делаю это, чтобы изжить его. Всегда. Но сейчас… Феникс говорил, ты не должен выходить в мир снов.
Она вопросительно приподняла брови.
– Я не могу не делать этого. Я не могу пойти против своей сути. Это моя работа, мое призвание, моя жизнь. Также как и твои.
– А если нас опять попытаются убить, или захватить в плен, или еще что-нибудь…
– Нас всегда будут пытаться убить. Какая разница когда – сегодня или завтра.
Она помолчала, глядя в чашку, затем начала решительно выбираться из-под пледа.
– Ладно, идем, сделаем это.
Открывая нижний ящик шкафа, чтобы забрать трофей, найденный в сейфе, я слышал, как она бормочет, удаляясь: «И что будет на этот раз? Пустыня? Океан? Древние руины? А может, дикий лес?»
Небрежный сверток лежал на листе бумаги, где я зарисовал послание, которое передали через сон. Еще одна загадка.
Когда я вошел в спальню, Хэл уже лежала, вытянувшись на кровати, и смотрела в потолок.
– Если это опять будет Баннгок… – произнесла ученица с вполне понятным ожесточением.
– Было бы неплохо, – отозвался я, укладываясь рядом с ней. – Я хотя бы ориентируюсь в этом городе.
Она усмехнулась невесело, удобнее устраиваясь на покрывале.
Я разорвал серую от времени бумагу, и мне на ладонь лег обрывок человеческой плоти. Мужское ухо, отрезанное давным-давно, было похоже на
