– Уж не про Хозяина Священной Березы ты сказываешь? – насторожилась Митаюки, не выпуская жертву из своего внимания.
– Какого Хозяина? – не понял Афоня.
– Сказывали мудрецы народа нашего, – неспешно начала повествование Митаюки, – что мир наш рождается чистым и светлым. Рождаются в нем звери и травы, птицы и деревья, а опосля и люди. И начинают жить в покое и радости. Но, рождаясь и умирая, потихоньку начинают люди встречаться с болезнями и, оставляя за собою грязь всякую, ссорятся они, обиды копят и злобу, начинают враждовать и воевать, убивать и ненавидеть. Грязи становится все более, болезни все страшнее, а зла и вовсе безмерно… Но каждые две тысячи лет, когда жизнь на земле доходит до невозможного мученья, просыпается Хозяин Священной Березы, вылезает из-под ее корней, поднимает мировые воды и затапливает весь мир, истребляя на нем все живое… А когда воды сходят, мир опять остается чистым и светлым, покойным и радостным. После сего забирается Хозяин обратно под корни, а в чистом мире снова рождаются звери и травы, птицы и деревья, а следом появляются и люди…
– В Библии тоже про Великий Потоп написано, каковой истребил все, окромя одного праведника и избранных им зверей, – неуверенно ответил Афоня.
– Вот видишь!!! – радостно встрепенулась юная чародейка. – Выходит, мудрость предков для наших народов единая! Расскажи мне, расскажи о потопе сем!
– Ну… Жил один праведник в Иудее, именем Ной звался…
Тем временем лодка уже причалила к небольшому островку, чуть ли не целиком занятому рубленой часовней, и плывший в ней первый Афоня, выбравшись на берег, сделал пару глубоких вздохов. Его зеленый суконный кафтан рассеялся, однако руки, ноги, голова остались реять в воздухе, двинулись к крыльцу и окончательно растворились в воздухе уже на ступенях. Открылась и закрылась входная дверь…
Отшельничество отца Амвросия началось с того, что он своими собственными руками, бревнышко за бревнышком, собрал на небольшом острове, удаленном примерно на версту от крепости ватажников, часовню, когда-то разваленную колдовскими чудищами. Это был его первый подвиг, направленный на искупление грехов своих смертных и спасение души.
Видный собою, неполных тридцати пяти лет, высокий и стройный, с пронзительным взглядом синих очей, священник отправился в поход не за добычей и не за славой, а чтобы донести слово божье, веру истинную до язычников диких земель! Увы, но в деле обращения он преуспел немного… Водрузив кресты на месте капищ во многих дикарских деревнях, паству свою отец Амвросий растерял так же быстро, как и обрел, – ибо казаки в походах на одном месте долго не засиживались, языка местных язычников священник не знал, и что там напереводила дикарка Митаюки, верно ли донесла заветы христианские до здешних душ – он не знал. После побед очередных ватага вскоре снималась, шла дальше – и кресты оставались одни. Стоят ли они на своих местах, молятся ли им здешние остяки – поди догадайся!
Но хуже того – отца Амвросия, как когда-то самого спасителя, стали донимать искусами бесы неведомые, суккубы похотливые и ненасытные, требуя от него крепость веры своей доказать. И тут священник оказался слаб…
Вот теперь, по совести, плоть свою в отшельничестве на острове малом и умерщвлял, грехи искупая.
– Да святится имя твое, да приидет царствие твое; да будет воля твоя и на земле, как на небе… – Услышав скрип двери, священник не дрогнул, а дочитал молитву до конца, осенил себя троекратным знамением с поклонами до пола и лишь после этого поднялся с колен и оглянулся.
В часовне было пусто.
Священник открыл дверь, выглянул наружу и сразу увидел пустую лодку, приткнувшуюся носом к берегу, глянул влево, вправо:
– Афоня, ты где?
Ответом была тишина.
Отец Амвросий вышел наружу, спустился по ступеням, не заметив легкого прикосновения, которым с его плеч сняли выпавший волос, снова позвал:
– Прости Господи, ты где?!
Кроме служки, отшельника не навещал почти никто. Изредка приплывали атаман с сотоварищами за советом али кто из казаков за отпущением грехов – если творили нечто уж очень непотребное. Пару раз в неделю священник сам в острог отправлялся – службу отстоять, проповедь прочитать, исповеди выслушать. Однако большую часть времени отец Амвросий, как и положено отшельнику, проводил в одиночестве, в холоде, голоде и жажде, умерщвляя плоть смирением, а греховные мысли – молитвами. И лишь Афоня Прости Господи раз в день привозил ему корзинку с кувшином талой воды и шматком вареного или печеного мяса и парой рыбешек, копченых или печеных.
– Куда же ты запропастился, оглашенный?! – Священник обошел часовню кругом, но паренька так и не нашел. А когда вернулся на крыльцо, то и лодка тоже пропала, оставив после себя лишь небольшую вмятину на пляже. Отец Амвросий вздохнул, перекрестился и вернулся в часовню, к молельному бдению. – Вот же, Афоня, Прости Господи… Чудной.
Афоня же второй в это время, наконец-то увлекшись, заканчивал свое повествование:
– И в третий раз послал Ной голубя, и вернулся тот с зеленой оливковой ветвью. Понял старец, что сошли воды и появилась из-под них земля сухая. Направился после того Ной к горе Арарат, высадился на ее вершине и выпустил весь скот, и всех птиц, и всех зверей, что сохранил на своем ковчеге!
– Воистину о деяниях Хозяина Священной Березы повествует сия история! – поцокала языком Митаюки-нэ. – Он, Хозяин, порождает воды мировые,
