– Куда убегли, оглашенные?! – запыхавшись, схватил за плечо священника Силантий. – Остальных обождите!
Отец Амвросий чуть качнулся и замер, удерживаемый силой, а юная чародейка пошла дальше. Во второй руке десятник держал рогатину и схватить Митаюки не мог.
Девушка сделала еще несколько шагов, прищурилась, сорвалась на бег, продираясь через траву к стене кустарника, и замерла возле качающейся на ветру змейки, свернутой на руне вечной жизни.
Знак, призывающий зверя…
Митаюки-нэ пошарила глазами по сторонам и вскоре заметила комок красной шерсти с пятью растопыренными нитями. Совсем чистый, не запыленный, не заросший паутиной. Похоже, кто-то сорвал замковый узел совсем недавно и освободил знак зверя от запретов.
– Великий Темуэде-ни… – охнула ведьма. – Это же тотемники!
Она обернулась и громко закричала:
– Здесь живут тотемники! В проходе прячутся чудовища!
Ватага остановилась, словно споткнувшись, глядя на полосу влажной гальки, лежащую между морем и зарослями акации. Шагов десять в ширину и с полсотни в длину.
– Фитили не потухли? – быстро перекрестившись, спросил Ганс Штраубе. – Копейщики вперед и влево, в одну линию уступом, стрелкам приготовиться. Вперед!
Ватага, перестроившись, вошла в проход.
Шаг, другой, третий…
Море вдруг зашипело, забурлило пеной, вскипело брызгами – и из воды взметнулись три головы на длинных шеях, стрельнули раздвоенными языками. Каждая голова размером с телегу, шея толщиной с лошадь – и все три одновременно метнулись к людям. В ответ оглушительно громыхнули пищали, вырывая из голов кровавые клочья и закрывая маленький отряд белой пеленой.
Неожиданный болезненный отпор вынудил тварей отпрянуть – но тут же они снова метнулись вперед, раскрыв огромные пасти. Кто-то из казаков заскулил от ужаса – но места в строю не бросил, и пасти напоролись на вскинутые навстречу рогатины. Пищальщики бросили оружие и выхватили сабли, рубя чешуйчатые морды, отец Амвросий вскинул навстречу чудищам святой крест:
– Сгинь! Сгиньте, твари бесовские!
Одна из гигантских змей замотала головой, не в силах избавиться от засевшей в нёбе рогатины, нырнула, вынырнула, отплыла дальше в море, а две другие опять накинулись на столь близкую, но колючую добычу.
Бросок головы с распахнутой пастью, новый крик ужаса – и змея вздела вверх морду, тряхнула, пропуская добычу глубже в горло. Меж ее зубов торчали, судорожно дергаясь, ноги в шароварах и сапогах.
Оглушительно жахнула кулеврина – шею разорвало пополам, и голова с добычей размашисто шмякнулась на гальку. Одновременно, не выдержав отдачи, кувыркнулись с ног Никодим и Евлампий, заползали на четвереньках, оглушенно тряся головами.
– Вставай! – заорал на них Матвей, зло пиная сапогами. – Встать! Жердь поднимайте!
Четверо казаков бросились к сотоварищу, один приподнял тяжелую челюсть, трое за шаровары вытянули несчастного из пасти зверюги. Все остальные, держась плечом к плечу, закрывали друзей собой, выставив копья. Наученная опытом гигантская змеюка втыкаться мордой в сверкающие наконечники не спешила и раскачивалась чуть в отдалении, нависая сверху, целилась схватить тех, что копошились сзади.
Серьга наконец-то смог поставить парней на ноги, поднял заряженную кулеврину, наложил на жердь, укрепился гаком, прищурился, ловя подвижную цель, ткнул фитилем в запальник. Опять жахнул оглушительный выстрел, раскидавший всех трех пушкарей, – однако из головы твари вырвался огромный, чуть не в треть черепушки, кровавый шмат, и тварь мгновенно кинулась прочь. Только осталась среди волн длинная, на много саженей, кровавая полоса.
– Пищали заряжай! – холодно приказал Ганс Штраубе, двумя руками опираясь на рогатину и осматривая поверхность моря. – Силантий, Семенко, Кудеяр, пушкарям помогите! Они, похоже, сами не пройдут.
– Семенко того, Ганс… Сам не ходит… – хмыкнул десятник. – Где ему сотоварищам помогать?
Молодой казак, вытащенный из пасти зверя, сидел на гальке с ошалелым видом и стряхивал с себя вязкую белую слизь.
– Ну, так другого кого возьми… – брезгливо поморщился Штраубе. – И во имя святой Бригитты, уходим отсюда! Мало ли еще кто заявится?
По южную сторону от колючей стены из черной акации начинался лес. Самый настоящий сосновый бор с многоохватными деревьями, по коре которых полз вверх влажный зеленый мох, с подлеском из стройного можжевельника и пушистых елочек, с густыми зарослями высоченного, по пояс, папоротника, выстилающего все мало-мальски освещенные участки. Казаки быстро удалились от моря в эту сочную зелень, пахнущую смолой и пряностями. Собрав пушкарей и огненные припасы, казаки миновали пляж еще раз и долго пробирались между деревьями, прочь от проклятого места, пока не оказались на берегу небольшого озерца, глубиной по колено и полусотни шагов в окружности. Несчастный Семенко тут же влез в него прямо в одежде, торопливо смывая начавшую подсыхать змеиную слюну.
