кровавом подземелье хватало еды – томившиеся там пленники (и пленницы) были привязаны друг за другом к большой и прочной балке, подпирающей наверху золотую статую великого и грозного божества. Каждый день проголодавшееся чудовище, жадно клацая зубами, пожирало крайнего, после чего на некоторое время успокаивалось и довольно урчало, а безмолвные жрецы подтаскивали к крайнему концу балки очередную жертву.
Как видно, для большего устрашения узников наверху зияла изрядных размеров дыра, сквозь которую в узилище проникал дневной свет, дрожащий и тусклый. Ужасный ящер, похоже, неплохо видел и в темноте, не нуждаясь в свете – но так, в полутьме, было страшнее, – приговоренные к страшной смерти люди могли в подробностях лицезреть ожидавшую их участь во всем ее омерзении.
Как и бахвалился сутулый колдун, дракон мужского бога не был настолько большим, чтобы, подобно двуногу, заглотить свою жертву сразу, одним хапком. Нет, он поедал ее по частям, откусывая руки и ноги, со смаком взрезая когтями живот и с хлюпаньем втягивая в себя окровавленные сгустки истерзанных внутренностей. Пару раз Нойко уже имел сомнительное удовольствие наблюдать подобный омерзительный пир – чудовище уже успело по очереди растерзать двух девушек, над чем, посмеиваясь, наблюдали сверху, через лаз.
Вчера ящер растерзал последнюю узницу… остался один Нойко.
Мальчишка сначала кричал, пытаясь добиться справедливости в той мере, в какой она ему виделась сейчас:
– Эй, кто-нибудь! Я же вам все рассказал, все! Вы ж обещали… у-у-у-у…
В ответ раздавалось лишь злобное шипение ящера, ворочавшегося в своем пропитанном кровью углу. Нойко попытался было ударить его по мозгам силою своей мысли – куда там, никакие заклинанья не действовали, этот быстроногий дракон – охотник, и мозг его развит вполне… не то что маленький умишко огромного – до небес – длинношея!
Да, увы, это было так… а, скорее, ящер просто-напросто был прикрыт оберегом, коего Нойко, правда, не чувствовал в силу неразвитости своего дара. Еще ведь в учениках ходил.
Дабы не сойти с ума от ожидавшей его ужасной участи, дабы последние часы его были бы окрашены хоть какой-то радостью и покоем, несчастный узник пытался представить себе что-нибудь хорошее, доброе из того, что когда-то было в его короткой, но довольно-таки бурной жизни. Вот только хорошее и доброе почему-то не вспоминалось, а вдруг привиделось, как когда-то, года два назад, он, Нойко, с приятелями украли у торговца красивые перья – дело было как раз перед праздником масок. Украситься, правда, не успели – торговец привел воинов, и воришки получили плетей, да таких смачных, что плечи ныли полгода.
И все равно – плети плетьми, а весело тогда было! А еще веселее вышло, когда удалось спрятаться в песке у девичьей купальни! Нойко даже улыбнулся, вспоминая одну светлоокую девчонку – как она зябко трогала ногой воду, как раздевалась, медленно вешая одежку на малиновый куст, сначала сняла тонкую оленью рубаху, потом… Нет! Не так! Сначала – набедренную повязку, а уж потом – рубаху. Красивая такая рубаха была, расшитая всякими висюльками и золоченой узорчатою тесьмой. А грудь, грудь какая была у той девчонки? Большая или маленькая? Вот вспомнить бы! Кажется, большая, как спелая дыня… Нет! Как дыня – это у другой, не такой красивой, а у этой – как персик, да!
Нойко облизнулся и вдруг услышал урчанье совсем рядом с собой! О, бог и! Что, ящер проснулся? Ведь, кажется, недавно же спал! Пообедал упитанной с виду девицей… правда, та была без сознания или вообще мертва, а этого хищные драконы-длиннохвосты не любят, им нравится, когда жертва трепыхается, сопротивляется даже, они ведь охотники, да.
Вот ведь тварь – лезет! Ступает когтистыми лапами… вот уже явственно чувствуется дыханье. О, бог и – неужели – все? Ах ты ж морда зубастая, такое воспоминание додумать не дал! А-ну, подойди-ка… А вот тебе, на!
Сжав кулак, разозленный парнишка изо всех сил ударил подошедшего ящера по голове, прямо меж глаз, по мягкому и чувствительному наросту… По мягкому? Ага, как же! У Нойко аж слезы из глаз потекли – так зашиб руку. Словно бы по камню ударил… Ужасный же ящер, ударив хвостом, обиженно заклекотал, будто жаловался кому-то. Чего ж сразу-то не разорвал?
– Ну, жри же, тупая скотина! Жри! – яростно выкрикнул мальчик.
– Сам ты тупая скотина, – отозвался откуда-то до боли знакомый голос. – И верного друга моего попрошу не обзывать.
– Ноляко!!! – узнал шлемоголова Дрянная Рука. – Господин Енко! Что ж ты сразу-то… А где же тот…
– Здешний длиннохвостый дракон? Да бегает где-то, не знаю, – выйдя из темноты, пожал плечами молодой колдун, как всегда элегантный, красивый – в узких черных штанах из змеиной шкуры и такой же куртке.
Погладив верного ящера по шее, колдун резким движением стального ножа (подарок атамана Егорова) освободил Нойко от пут и, бросив «Иди за мной!» скрылся в каком-то лазе.
Узник даже богов поблагодарить не успел – настолько все произошло неожиданно и быстро. Правда, на полпути, когда узкий подземный ход вывел беглецов к обрывистому берегу озера, Дрянная Рука все ж таки пришел в себя, обретя обычную свою самоуверенность и наглость.
– Ой, какой бережок знакомый! А не сюда ль ходят купаться из Дома девичества? Или мерзкая старуха Эрве-пухуця запретила своим девам…
– Не ругай бабушку! – Енко Малныче с ухмылкой оборвал подростка. – Если б не она – скормили бы тебя сейчас дракону. Кстати, во-он на том бережку уже. Видишь, деревья гнутся?
– Ага, вижу, – рассеянно покивал Нойко. – Только дракона не вижу.
