то ни было преувеличений.
На самом деле трудно было бы найти что-либо более простое и непритязательное, чем этот коттедж. Чудесное впечатление, производимое им, причиной своей имело совершенство композиции. Глядя на него, я не мог отделаться от мысли, что вся эта картина создана кистью какого-нибудь выдающегося пейзажиста.
Место, с которого я впервые увидел дом, было весьма неплохим для обозрения, но далеко не самым лучшим. Поэтому я попытаюсь описать его таким, каким увидел его впоследствии — с каменной изгороди на южной стороне долины.
Главная часть коттеджа имела около двадцати четырех футов в длину и шестнадцати в ширину, не больше. Общая его высота от фундамента до конька крыши не превышала восемнадцати футов. К западной стороне здания примыкала пристройка, во всех отношениях меньшая на треть, причем линия ее фасада отстояла от линии фасада главной части ярда на два, а крыша, разумеется, располагалась значительно ниже той, к которой примыкала. Под прямым углом к тыльной стороне главного здания — но не строго по центру — виднелась другая пристройка, величиной не превышавшая одной трети западного крыла. Крыши главных помещений были очень круты: спускаясь вниз от коньковой балки, они образовывали обширные, слегка вогнутые плоскости и, выступая фута на четыре за пределы стен, служили навесами для двух открытых галерей. Навесы эти, конечно же, не нуждались в опорах, но ради общего впечатления их поддерживали по углам простые и гладкие четырехгранные столбы. Крыша северной пристройки была не чем иным, как продолжением крыши главной части здания.
Между основной частью и западным крылом высилась стройная дымовая труба, сложенная из прочного черно-красного голландского кирпича, с небольшим карнизом на верхушке. Парадная дверь располагалась не посередине главного здания, а была немного смещена к востоку, а два фасадных окна — к западу. Эти окна не достигали до земли, но были значительно длиннее и у?же обычных, с ромбовидными переплетами и рамами, открывавшимися, как двери. Верхняя часть парадной двери также была застекленной, с теми же ромбовидными переплетами, которые на ночь закрывались ставнем. Дверь в западном крыле, очень простая, располагалась в торце, а его единственное окно смотрело на юг. В северном крыле двери не было, и его окно, также единственное, выходило на восток.
Гладкую поверхность глухой стены восточного торца коттеджа оживляла лестница со скромной балюстрадой. Она была прикрыта навесом крыши и вела на мансарду или, скорее, чердак, служивший кладовой. Там находилось единственное окно с северной стороны.
На галереях, окружавших главную часть коттеджа и его западное крыло, полов как таковых не было. Однако у дверей и под каждым окном посреди изумрудного дерна лежали большие, плоские, неправильной формы гранитные плиты, служившие надежной опорой при любой погоде. Тропинки повсюду были выложены такими же плитами, но не вплотную, без особой подгонки, причем промежутки между ними заполнял все тот же бархатистый дерн. Вели они в разных направлениях: к хрустальному ручью, до которого было всего несколько шагов, к дороге, к флигелям, стоявшим на другом берегу ручья и скрытым в зарослях акаций и катальп.
Буквально в полудюжине шагов от парадной двери высился причудливый ствол засохшего грушевого дерева, обвитого от подножья до макушки пышными колючими побегами вьющейся бигнонии, осыпанной гроздьями оранжево-лиловых цветов. Не так-то просто было с первого взгляда определить, что же это такое. Сухие ветви груши были увешаны птичьими клетками разнообразных форм. Из цилиндрической плетенки доносились веселые трели пересмешника, из другой слышался переливчатый зов иволги, из третьей лилось мелодичное пение желтоголового трупиала. Из нескольких более легких и хрупких с виду клеток звучали трели канареек.
Опорные столбы галерей обвивали благоуханная жимолость и жасмин, а в уголке, образованном главной частью здания и его западным крылом, прижилась невиданно густая и пышная виноградная лоза. Не встречая преград, она вскарабкалась на ту крышу, что пониже, а затем и на более высокую, потом двинулась по коньку, выбрасывая усики и цепляясь за черепицу, и, наконец, сползла вниз с восточного края крыши, образовав кудрявый каскад зелени.
Коттедж со всеми его пристройками был возведен из старомодного голландского гонта[100] — широкого, с незакругленными углами. Особенность этого материала заключается в том, что дома, выстроенные из него, кажутся шире в нижней части, чем в верхней, на манер древнеегипетской архитектуры. А здесь этот живописный эффект усиливали многочисленные вазоны с пышными цветами, почти скрывавшие основание коттеджа.
Выкрашен он был матово-серой краской; и любой художник легко поймет, какое удачное сочетание образовывал этот нейтральный оттенок с ярко- зеленой листвой тюльпанного дерева, чья крона одной стороной осеняла дом.
Если, как я уже говорил, взглянуть на все эти здания со стороны каменной изгороди, то они представали в еще более выгодном свете — тогда вперед как бы выступал юго-восточный угол. При этом глаз мог охватить оба фасада вместе с живописной восточной стороной и частью северного крыла, яркую кровлю беседки и половину легкого мостика, пересекавшего ручей вблизи главных зданий поместья.
Я оставался на вершине ската не очень долго, но вполне достаточно для того, чтобы во всех подробностях рассмотреть открывшуюся передо мной панораму. Было совершенно очевидно, что я сбился с пути, ведущего к деревне, и поэтому по праву заблудившегося прохожего могу войти в ворота и расспросить о дороге. Посему, уже без всяких колебаний, я направился вниз.
Тропинка за воротами вилась по естественному выступу склона вдоль невысоких скал. Вскоре она привела меня к подножию обрыва на северной
