в Вологду, вошла во дворец, миновала длинные коридоры… и вскорости появилась в воротах богатого и многолюдного города, стоящего на берегу тихой полноводной реки, осторожно шелестящей вдоль песчаных берегов.
Бог войны безмятежно сидел на перевернутой долбленке, могучий до монументальности, пахнущий кровью и болотом, в драной и замызганной одежде, с длинными волосами, перехваченными возле лба узким сыромятным ремешком.
– Привет, кровожадный маньяк, – подошла к нему девушка. – Все тебя уже заждались!
– И тебе хорошего дня, властительница поцелуев, – дружелюбно улыбнулся ей великий Один, поднялся навстречу. – Обнимашек не будет? Тогда веди меня в Сарвож!
– В Вологду, – покачала головой Светлана. – Макошь про тебя уже раз десять спрашивала. Ты срочно всем нужен.
– Сперва в Сарвож, – отказался великий Один.
– Я же говорю, время не терпит! – повысила голос светлая богиня.
– В этом мире день туда, день сюда ничегошеньки не значат, – вытянул лодку на дорожку между причалами Викентий. – У меня штаны рваные, на плече дыра и куртка в крови. Нужно переодеться.
– Ладно, – смирилась девушка. – Только давай быстрее!
И молодые боги прошли к здешнему обсидиановому зеркалу, чтобы через мгновение выйти из серебряного овала почти в двадцати днях пути западнее.
Сарвож за минувшее лето преобразился до неузнаваемости! Теперь это была уже не маленькая деревенька с большой избой и тыном, а настоящая твердыня из стоящих треугольником добротных рубленых стен высотой в два человеческих роста, с настоящими воротами, скотными загонами и угловой башней, что поднималась чуть ли не вдвое выше стен. Здесь пахло смолой и свежей древесиной, пахло медом и пряностями, пахло рекой и вяленой рыбой.
Похоже, великий Один не так просто провел здесь самые знойные летние месяцы. Его нечеловеческой силе нашлось куда более полезное применение, нежели ломание костей и отрубание голов: он строил город!
Отвечая на поклоны местных жителей, гости направились в угловую башню, прошли в застеленную циновками просторную, тихую и теплую комнату с полками вдоль стен, широкой постелью слева от входа и сереющей в центре огромной глиняной кучей в форме правильной полусферы с черным вырезом с одной стороны.
– Кажется, моя любимая занята полуденными хлопотами, – бросил доспех на полати великий Один. – Время сейчас грибное, упускать нельзя. Каждый осенний час зимой неделю кормит.
– А ты сам не знаешь, где сменную одежду найти?
– Нешто ты забыла здешние правила, Светик? – удивился бог войны. – В доме повелевает женщина. Мужчине остается токмо просить и слушаться… – Он сел на край высоких полатей, широко зевнул. – И раз уж мы оказались тут наедине, светлая богиня, и у нас есть чуток времени, то скажи мне, Макошина помощница, за что мы воюем с лесовиками?
– Тебе-то какая разница, Вик? – пожала плечами девушка. – Ты ведь от крови тащишься. Тебе разрешили убивать, вот и радуйся!
– Объясняю, – сложил руки на затылке молодой человек. – Месяц назад в схватке за какую-то деревеньку я раздолбал оборотней и принудил их к миру на своих условиях. Типа мы не трогаем их, они не трогают нас, мелкие огрехи прощаются, раз в год общая попойка в знак дружбы. И это устроило всех до единого, и лесовиков, и славян! А десять дней тому у меня случилась драка с оборотнями у Кельтмы. Оборотни сочли, что хорошо нас прижали, и выкатили свои условия для мира. По этим условиям мы не трогаем их, они не трогают нас, мелкие огрехи прощаются, раз в год общая попойка в знак дружбы. Ты это понимаешь? Мир, дружба, жвачка! – Бог войны вскинул брови и развел руками. – И вот теперь у меня возникает вопрос. Если и мы, и лесовики хотим мира на одних и тех же условиях, то какого тогда хрена мы вообще воюем?!
– Ну, вообще-то, это они нападают на наши селения, – неуверенно ответила юная ведьма.
– Я помню, – болезненно скривился Викентий. – Однако представь себя на моем месте. Я проливаю кровь, я теряю верящих в меня бойцов убитыми и ранеными, я иду через боль и лишения, я дерусь на грани сил, я, наконец, заваливаю врага, приставляю ему нож к его горлу и громко объявляю: «Сдавайся, несчастный!» Как тебе такая картина маслом? Светочка, скажу прямо: я чувствую себя полным идиотом! Я чувствую себя безмозглым цепным псом, которого держат в будке на задворках, кормят объедками и иногда дают команду «фас». А зачем натравливают, на кого, почему, собаке знать не обязательно!
– Мне кажется, Вик, ты преувеличиваешь.
– Преувеличиваю? – резко наклонился вперед могучий воин в одежде, покрытой запекшейся кровью. – А вот ты можешь сказать, о светлейшая из богинь, какого беса на пиру в честь победы над оборотнями сварожичи посадили меня в самом низу пиршественного стола?! На месте, отведенном для слуг и побирушек?! Почему на торжествах, посвященных моей и только моей победе, меня считают за тупого безродного пса?! Почему меня сажают за стол на место для собак?! – Бог войны сжал кулак с такой силой, что у него побелели пальцы. – Я тот, кто в битве идет в первом ряду. На месте, отведенном для смертников! И я тот, кого в доме сварожьих богов держат на самых дальних задворках, как безродного шелудивого пса!
– Ты кое о чем забыл, Вик, – прошептала девушка, изрядно напуганная звучащей в речах своего товарища ненавистью. – Я в этом доме не хозяйка. Я в
